Фейт поглядела вниз и увидела, что кастрюля набита мусором, и деревянная ложка размешивает битый кирпич. Она посмотрела на старуху, потом снова на кастрюлю и, спотыкаясь, вышла из этого дома.

На следующий день Фейт задремала за кухонным столом, и тут ее разбудил настойчивый стук в дверь. Сначала она надеялась, что он прекратится и ей удастся снова заснуть. Но стук все не утихал, и она, шатаясь, пошла открывать.

— Гай? — она протерла глаза.

— Можно мне войти?

Фейт сделала приглашающий жест. Войдя в гостиную, Гай остановился и огляделся. Он явно был потрясен.

— И ты здесь живешь?

Внезапно Фейт увидела свое жилище его глазами: окна без стекол, потрескавшаяся штукатурка, оборванные карнизы. Темные пятна на ковре под протекающим потолком, гнездо из одеял, которое Фейт соорудила себе на диване.

— Иногда я сплю здесь, а иногда — в других комнатах. Все зависит от того, с какой стороны ветер. — Заметив выражение его лица, она принялась оправдываться: — Здесь не так уж и плохо, Гай. В Ла-Руйи, если ты помнишь, тоже штукатурка со стен сыпалась. Я к этому привыкла.

— В Ла-Руйи было тепло. И там ты не была одна.

— Джейк время от времени приезжает в увольнение. И Руфус тоже. — Она пошла на кухню и сполоснула чашки. — Чаю, Гай?

— Не откажусь. — Гай присел к столу.

Фейт налила в чайник воды и поставила его на плиту. За спиной у нее Гай проговорил:

— Вообще-то, я пришел попросить у тебя прощения.

Фейт повернулась к нему.

— Прощения? За что?

— За то, что был плохим другом, — просто сказал он.

Слезы обожгли ей глаза. Фейт могла снести пренебрежение или даже холодность, но доброта в эти ужасные дни заставила ее расплакаться. Она отвернулась, чтобы он не мог разглядеть ее лица, и занялась посудой. А Гай тем временем говорил:

— Я никогда не забывал, сколько добра сделала для меня ваша семья. Я помню, как Ральф подобрал меня на шоссе, а Поппи пригласила остаться на обед. И как ты устроила мне постель в сарае. Сколько тебе тогда было, Фейт? Десять?

— Одиннадцать, — прошептала она.

— Я был совершенно растерян — ни денег, ни друзей, — и вы, все вы, меня спасли. А потом вы разрешили мне приезжать к вам летом. Знаешь, Фейт, я ведь каждый год только и ждал, когда наступит лето и я снова увижу вас. Я даже считал дни. Это было для меня лучшее время в году. И вдруг до меня дошло, что с тех пор, как вы переехали в Англию, я не… — Он резко оборвал фразу: Фейт не удалось скрыть подрагивание плеч. — Фейт, что с тобой?

Она всхлипнула.

— Ах, Гай, я так тоскую по всему этому! По Франции. По Ла-Руйи и по Жене — что теперь с ней?

Он обнял ее. На мгновение Фейт прикрыла глаза, наслаждаясь теплом и надежностью его объятий.

— Женя не пропадет. Такие, как она, в огне не горят, в воде не тонут, — сказал Гай, однако в его голосе не было уверенности.

— Чайник вскипел. — Фейт выскользнула из его рук и принялась неаккуратно и неумело заваривать чай.

— Но тебя мучает что-то еще, да?

Она покачала головой, не в силах вымолвить ни слова. Гай с горечью проговорил:

— Я сам виноват. Я тебя обидел своим пренебрежением. Неудивительно, что ты не хочешь мне открыться.

Рука, в которой Фейт держала чайник, предательски задрожала, и чай пролился на стол. Она прошептала:

— Ты тут ни при чем, Гай. Этого я не могу рассказать никому.

— Что ты не можешь рассказать?

Она зажмурилась.

— Это слишком ужасно.

Он резонно возразил:

— Выговориться всегда полезно. Нет ничего настолько ужасного, чтобы это не помогало.

— Но тут слова не помогут.

Гай взял руку Фейт в свои теплые ладони и ласково сказал:

— Знаю, что в последние месяцы я был слишком занят, был резок с тобой и ревновал — да, я признаю, что, когда увидел тебя с Руфусом, я приревновал и поэтому так отвратительно себя вел, видимо, я привык считать тебя своим личным другом и разозлился, увидев тебя с другим. — Фейт слабо улыбнулась. — Позволь мне загладить свою вину, — сказал он. — Разреши мне тебе помочь.

Она посмотрела на него, сомневаясь, можно ли ему открыться, и у нее невольно вырвалось:

— Гай, мне кажется, я схожу с ума.

Он не стал смеяться или говорить ей, чтобы она не болтала ерунды.

— Расскажи мне, почему ты так думаешь.

Наступило долгое молчание. Она отодвинулась от него и, обхватив себя за плечи, уставилась в окно. На ветках зацветающих деревьев пели птицы. Фейт собралась с мужеством.

— Я забываю некоторые вещи.

Гай помолчал немного, потом сказал:

— Не имена людей или что-то в этом роде, я правильно понимаю? Ты хочешь сказать, что у тебя начисто отшибает память о том, что произошло за час, скажем, или даже за целый день…

— Нет, не за день — такого еще не было, — быстро сказала она. — Мне показалось, что это проходит, что стало лучше, но на следующую ночь я куда-то потеряла целых шесть часов. — Она помнила старуху, стряпавшую суп из кирпичей, и помнила, как утром открыла дверь своего дома. В промежутке не было ничего.

— Я прочла несколько книг в библиотеке, — дрожащим голосом продолжала она. — У меня что-то не то с головой, да, Гай?

— Мой тебе совет, Фейт, никогда не читай книг по медицине. Когда я учился, я находил у себя все болезни, какие только были описаны в учебнике. Желтую лихорадку, малярию, туберкулез… — Он улыбнулся. — Фейт, ты не сходишь с ума. Ты просто очень, очень устала и вымоталась. Провалы в памяти бывают тогда, когда человек слишком перенапрягается. Это не такая уж редкость. Мозг просто не выдерживает перегрузки и отключается. Это защитный механизм. Очень разумно устроено, если вдуматься.

Фейт хотелось ему поверить.

— Но ведь ты, Гай, ты тоже устаешь. У тебя бывают провалы?

— Я много пью и очень много курю. И часто выхожу из себя. Еще меня мучают кошмары, чудовищные кошмары про Оливера. Наверное, мы все предпочитаем думать, что в чрезвычайных обстоятельствах проявим все лучшее, на что способны. Но это необязательно так. Хотя, Элеонора… она великолепно справляется. В критической ситуации ее мозг работает как часы.

Фейт посмотрела на него серьезно.

— Ты правда считаешь, что я не больна и не схожу с ума?

— Ты не больна и не сходишь с ума, — твердо сказал он. — Ты просто устала, и если отдохнешь недельку-другую, я уверен, больше эти провалы не повторятся.

Фейт почувствовала невероятное облегчение.

— Ох, Гай, ты себе даже не представляешь, как я переживала!