— Именно так, господа. Это свидетельство немощи.

И это была чистая и святая правда. Взрыв был свидетельством немощи.

Изделие 602 вместе с парашютом весило более 27 тонн. Ни одна советская ракета не была способна поднять такой вес. Такой заряд способен нести только стратегический бомбардировщик Ту-95В. Бомба была изготовлена в единственном экземпляре, и носитель бомбы Ту-95В тоже существовал в единственном экземпляре. Габариты бомбы были таковы, что пришлось снять створки бомбового отсека, но и тогда бомба внутрь не помещалась. Поэтому пришлось снять фюзеляжные баки и вырезать часть фюзеляжа.

Оттого, что часть баков пришлось снять, радиус действия бомбардировщика сократился. Оттого, что брюхо бомбы все равно торчало из-под фюзеляжа носителя, оттого, что бомбоотсек не был прикрыт створками, резко ухудшились аэродинамические характеристики. Как следствие — возрос расход горючего, а радиус сократился еще больше. Максимальная бомбовая нагрузка Ту-95–12 тонн. А в него загрузили 27 тонн. С таким грузом Ту-95В дотянуть до Америки был не способен. Но если бы одинокий неповоротливый дозвуковой бомбардировщик с непомерным грузом без прикрытия истребителей и был бы способен через полюс дотянуть до Америки, то у него все равно не было никаких шансов прорваться к жизненным центрам страны через зоны патрулирования американских и канадских сверхзвуковых истребителей.

Хрущёв пытался представить бомбу каким-то сверхоружием, которым он способен сокрушить Америку. Чтобы Хрущёву угодить, конструкторы назвали бомбу «Кузькиной матерью». Но это сверхоружие было недействующим. Эту бомбу можно было взрывать только на своей территории по принципу: бей своих, чтоб чужие боялись. Но чужих бить было нечем. Бомба была «Кузькиной матерью» только по названию, а по сути — Царь-бомбой, подобной Царь-колоколу, который никогда не звонил, и Царь-пушке, которая никогда не стреляла.

Все это полковник Пеньковский ясно и просто изложил.

Что же из всего этого следовало?

Из этого совершенно однозначно следовало, что бомба была взорвана только ради устрашения Америки и всего мира. А зачем устрашение? Ради решения каких-то конкретных задач. Каких именно? Совершенно очевидно, для решения проблемы Берлина и Германии в целом.

— Чего ожидать дальше?

— Как чего? — удивился Пеньковский. — Ожидать дальнейшего устрашения. Оно будет нарастать до тех пор, пока проблема Германии не будет решена в пользу Советского Союза, пока из Западной Германии не будут выведены иностранные войска, пока Германия не объединится в единое демократическое государство. Демократическое в нашем понимании.

— Новое обострение? Новое устрашение? Еще более мощная бомба?

— Нет. Явно не это. Взрывать более мощную бомбу просто опасно для самого Советского Союза. Будет какое-то иное устрашение.

— Какое именно?

Этого полковник Пеньковский не знал. Но предупредил: будет! Предсказываю нечто такое, чего предсказать невозможно. Expect unexpected.[1]

5

Пеньковский для ЦРУ — источник чрезвычайной важности. Ничего подобного в истории разведок не бывало. Да и не могло быть. Такое противостояние на грани ядерной войны и взаимного уничтожения случилось впервые. И именно в этот момент одна сверхдержава глазами Пеньковского заглядывала в карты другой. Американскую разведку смущала только невероятная степень осведомленности полковника. Он такого знать не мог. Доступа к таким документам у него не могло быть. Но все, что он сообщал, поддавалось проверке и подтверждалось. Все, что он предсказывал, сбывалось и совершалось.

Но для Вооруженных сил Америки, для банкиров и воротил военной промышленности, для министров и сенаторов, для генералов и адмиралов откровения Пеньковского были хуже самых страшных новостей с биржи. Сведения Пеньковского грозили Америке повторением Великой депрессии 1929 года, когда рухнуло все, когда миллионы безработных теснились в очередях за бесплатным супом.

Понятно, знать о том, откуда исходит информация, никому, кроме высших руководителей ЦРУ и президента США, было не положено. Этого никто и не знал. Но разведка собирает и обрабатывает сведения о противнике не для себя, а для тех, кто руководит государством, его вооруженными силами и военной промышленностью, то есть для тех самых сенаторов и министров, генералов и адмиралов, банкиров и промышленников.

Им эта информация была весьма неприятна. И верить ей вовсе не хотелось. А что если проклятые русские просто прикидываются слабыми, чтобы бдительность усыпить, чтобы в своем превосходстве вырваться еще дальше?

Фонтан следовало заткнуть. Но как, если неизвестно, откуда поступают сведения? Очень просто. Надо допустить утечку информации. Пусть Хрущёв знает, что кто-то его секреты выбалтывает. Пусть сам ищет того, кто сливает.

Совсем недавно Хрущёв был в Америке и брякнул: да мы все ваши шифры читаем!

Настал момент ответить такой же любезностью: и мы про вас кое-что знаем!

6

На каждом телефонном аппарате Советской Армии стояло строгое предупреждение: ВРАГ ПОДСЛУШИВАЕТ! Два этих слова писали на каждом передающем и принимающем аппарате, на стене каждого командного пункта, каждого узла связи. Подслушивает враг или нет, но разговоры следовало вести только так, как если бы была стопроцентная уверенность: подслушивают. Из этого и следовало исходить.

И уверенность такая была. Во время испытаний советских ракет в заранее назначенный район Тихого океана выходили корабли советского флота с задачей засечь точное место падения головных частей. Вместе с ними в тот же район устремлялись и корабли вероятного противника — американские и британские. Советские корабли держались группой, не выдавая заранее район падения. И только в самый последний момент, получив кодированный сигнал, расходились в три стороны, образуя углы треугольника, в центр которого должна была упасть головная часть.

Вместе с советскими кораблями в стороны расходились и непрошеные наблюдатели. Но была замечена странность: иногда американские корабли начинали маневр еще до того, как советские корабли получали сигнал. А это наводило на размышления.

Были и другие указания на то, что враг не дремлет. Потому доверять радиосвязи и шифрованным сообщениям в вопросах экстраординарной важности было нельзя. В декабре 1961 года вопрос возник такой, что чрезвычайный и полномочный посол Советского Союза в США Меньшиков Михаил Алексеевич не стал пересылать информацию шифровкой. Он не доверил такое сообщение ни средствам связи, ни даже собственному шифровальщику. Условным сигналом сообщил в Москву: есть нечто такое, что надо сообщить лично высшему руководству страны.

Прямых авиарейсов из Советского Союза в Америку тогда не было. Они не были нужны никому: кого и куда возить? И зачем? Да и техника того времени не располагала к тому, чтобы летать так далеко. Через год, в декабре 1962 года, будет открыто регулярное сообщение между Москвой и Гаваной. Работать на этой линии будет самый большой пассажирский самолет мира Ту-114. Маршрут Москва — Гавана в тот момент будет самым протяженным в мире. Но это будет потом. А в декабре 1961 года можно было вызвать в Гавану самолет для одного пассажира. Один правительственный Ту-114 всегда стоял в готовности для такого или подобного случая.