Я рассказал обо всем этом валиде и Эсме. Оказывается, и они получили записки от своих знакомых из числа русских и французов. Например, моей матушке пришло полное почтения и наилучших пожеланий письмо от генерала Кутузова, с которым она познакомилась в бытность его посланником России в Константинополе.

– Сын мой, генерал клянется, что временная ссора между нашими странами – это не более чем недоразумение. И в ней виновны наши недоброжелатели, прежде всего – британцы, которые весной этого года организовали заговор с целью убийства русского императора Павла. Какой ужас!

Валиде осуждающе покачала головой.

А Эсме сказала, что получила письмо от своей родственницы, супруги Первого консула Наполеона Бонапарта. В свое время кузина Жозефины Бонапарт попала в плен к алжирским пиратам, которые продали ее в гарем султану Абдул Гамиду. Она стала четвертой женой султана и получила имя Накшедиль (Драгоценное сердце). Именно она учила меня, своего племянника, французскому языку и рассказала мне много интересного про жизнь в Европе. И теперь Жозефина через кузину просила меня побыстрее заключить мир между Францией и Османской империей, дабы «родственные страны больше никогда не знали вражды и вечно пребывали в спокойствии и благоденствии».

Я внимательно выслушал женщин. Мне было над чем подумать. Действительно, события в мире развивались так быстро, что ум человеческий просто не успевал за ними следить. Нужно было тщательно обдумать и взвесить то, что мне стало известно. Попрощавшись с матерью и Эсме, я отпустил их, а сам задумался, вслушиваясь в серебряный звон струй фонтана…

«Нет, – подумал я, – наверное, умнее и осторожнее будет, если Османская империя останется в стороне от большой драки, в которую вскоре окажутся втянуты европейцы. А то, что я согласился на проход британских кораблей через Проливы в Черное море… Так согласие дал не я, а великий визирь Юсуф-паша, которого, честно говоря, давно бы следовало сменить на его посту. Так что повод для отставки вполне весомый – этот одноглазый святоша превысил свои полномочия и дал англичанам обещание, которое не имел права давать. Пусть он отдохнет от трудов праведных, а на его место я назначу Ахмед-пашу. Этот бывший разбойник в свое время подружился с генералом Кутузовым. Думаю, что он сумеет найти с ним общий язык и сделает все, чтобы войска французов и русских не начали войну с моей державой…»

21 июня (2 июля) 1801 года.

Борт 50-пушечного фрегата «Святой Михаил». Рейд острова Корфу.

Республика Семи Соединенных Островов.

Лейтенант Российского флота Егор Павлович Метакса

Еще совсем недавно «Святой Михаил» находился в Неаполе по просьбе короля Фердинанда IV. Но происходящие в Европе и в России события заставили нашего командира капитана 1-го ранга Александра Андреевича Сорокина распрощаться с этим чудесным городом и отправиться на Ионические острова. Именно там собирались корабли нашей Средиземноморской эскадры. После поражения британцев у Ревеля и гибели адмирала Нельсона отношения между Англией и Россией ухудшились настолько, что со дня на день следовало ожидать объявления войны.

В секретном пакете, который получил наш командир, была вложена записка, касаемая лично меня. В ней говорилось, что по прибытии фрегата на остров Корфу я должен срочно отбыть в Санкт-Петербург. Причем сделать это мне предписывалось тайно, в цивильной одежде, выдавая себя за грека, подданного короля Неаполя.

Похоже, что Федор Федорович Ушаков, в свое время отозванный с Черного моря на Балтику, вспомнил обо мне. Во время захвата Ионических островов мне пришлось выполнять некоторые дипломатические (и не только) поручения адмирала Ушакова. Вполне вероятно, что Федор Федорович решил снова воспользоваться моими связями с некоторыми турецкими вельможами и морскими офицерами. Что ж, если это так, то придется опять послужить России не только шпагой…

Я родился на острове Крит, но еще ребенком вместе со своей семьей уехал в Россию. В десятилетнем возрасте отец отдал меня в Корпус чужестранных единоверцев («Греческую гимназию») в Санкт-Петербурге. Как истинный грек, я решил посвятить себя морскому делу. После того, как я получил первый офицерский чин мичмана, меня перевели с Балтики на Черное море. Там, в 1791 году, на эскадре, которой командовал адмирал Ушаков, я участвовал в разгроме турецкой эскадры у мыса Калиакрия. В 1798 году началась славная Средиземноморская экспедиция, в которой Российский военно-морской флаг прославил себя блестящими победами.

Федор Федорович использовал знание мною трех языков – русского, родного греческого и турецкого – для ведения политических переговоров с командующим союзной нам турецкой эскадрой Кадыр-беем и с правителями албанских земель, расположенных на берегах Адриатики. Некоторые из этих правителей доставляли нам больше хлопот, чем наши враги – французы.

Адмирал Ушаков остался доволен моими успехами, хотя в чине меня, в отличие от многих, не повысили. Я так и оставался лейтенантом. Что ж, я служу России не за деньги. Для меня большая честь быть русским офицером. А звания и богатство… Бог с ними.

Как военный человек, я был готов в любой момент выполнить полученный приказ. На всякий случай я привел в порядок свои бумаги, некоторые сжег, а некоторые сложил в сундучок, опечатал его и отдал на хранение капитану 1-го ранга Сорокину. С собой я взял лишь самые важные и самые секретные документы, которые наверняка заинтересуют адмирала Ушакова и графа Ростопчина – в настоящее время руководителя российскими иностранными делами. Все эти бумаги я сложил в специальный футляр, изготовленный из бумаги, пропитанной селитрой. В случае опасности его можно было сжечь со всем содержимым. На дно футляра я положил свинцовый груз. Если меня настигнут недруги, то я выброшу футляр в воду, и он камнем уйдет на дно.

Мои приятели – греки с Корфу – подобрали для меня соответствующую одежду, дали адреса надежных людей, которые приютили бы меня и обеспечили пищей и кровом. Путешествовать в наше неспокойное время по дорогам Балкан было чрезвычайно опасно, на них рыскали шайки разбойников, которые грабили всех подряд, невзирая на веру путника. Но я был молод, храбр и умел обращаться с оружием. К тому же я верил в свою счастливую звезду.

На прощание я посетил святого Спиридона Тримифунтского, почитаемого как православной, так и католической церковью, и поклонился мощам святителя и чудотворца. Он, как и я, родился на острове Крит, и я уповал на помощь святого Спиридона в моем опасном путешествии.

2 июля 1801 года.

Лондон, пивная «The Prospect of Whitby».

Джулиан Керриган, он же Джон О’Нил

– А вас кто-то искал, – сказал мне Том. Был ли он просто барменом или хозяином сего заведения, мне доподлинно неизвестно. Но то, что он всем здесь заправлял, это было несомненно. Вообще здешний паб был местом, где собирались люди определенного типа. Представителей преступного мира здесь не было, они околачивались в других местах, а вот моряки, а также контрабандисты всех мастей и другие подобные личности чувствовали себя тут, как дома. Мрачной шуткой, или не только шуткой, была балка со свешивающейся с неё петлей на фасаде здания[45].