Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто из швейцарцев не присоединился к союзникам. Однако Суворова огорчило вовсе не это. Поглядев на стальную гладь Люцернского озера, он убедился, что в его окрестностях и в помине нет дороги на Швиц. И по приказанию Лекурба все суда и даже небольшие лодки заранее были отведены на противоположный берег озера.
В плане Суворова значилось, что от Альтдорфа до Швица существует проход вдоль озёрного берега. Эту информацию Суворов получил от австрийцев, знавших Швейцарию куда лучше русского фельдмаршала. Но это оказалось ложью. Никаких дорог там не было, даже охотничьих, только неприступные скалы. Люцернское озеро – одно из крупнейших в Швейцарии. Его можно было бы пересечь на судах, но таковых не имелось. А вот у французов там имелось несколько судов.
Маршрут для Суворова ещё в Италии составлял австрийский полковник Франц фон Вейротер, предложивший путь через Сен-Готард, Чёртов мост, Альтдорф и Швиц на Цюрих. Некоторые историки подозревали Вейротера в сознательной измене, в шпионаже в пользу французской директории. Даже если это не так – неизбежны вопросы: почему никто не разъяснил Суворову, что Сен-Готардская дорога после Альтдорфа упирается в скалы? А ведь о своём предполагаемом маршруте Суворов подробно писал и Готце, и Римскому-Корсакову… Готце – швейцарец по происхождению. Уж он-то должен был знать, что к чему в районе Люцернского озера. Да и Антонио Гамба… Готце извиняет только тот факт, что 25 сентября он погиб в сражении с Массеном под Шенисом. Тайна суворовского маршрута, скорее всего, никогда не будет разгадана. Так или иначе, Суворов понял, что старый план не сработает, что нужно выбирать новый маршрут. Он принял вынужденное рискованное решение двигаться к Швицу через Росштокский хребет по козьей тропе. Две тысячи метров над уровнем моря, узкие тропы, по которым можно двигаться только гуськом. Лёд, вода, скользкая глина под ногами, мокрый горный ветер в лицо – всё это следовало перетерпеть, преодолевая долгий путь в Муттенскую долину. Оттуда можно было идти к Швицу уже в более комфортных условиях.
Дмитрий Милютин, выдающийся исследователь последних походов Суворова, в будущем – военный министр и последний фельдмаршал Российской империи, писал: «Положение Суворова при Альтдорфе принадлежит к числу тех именно критических случаев, в которых истинный гений полководца проявляется в полном своем блеске. В подобные минуты испытывается его сила душевная, обрисовывается характер и выражается весь дух его военной системы. Семидесятилетний старик, истерзанный огорчениями, утомленный тяжкою борьбою против козней и происков, выносит еще с изумительною силой необычайные труды телесные, терпит всякого рода лишения и в обстоятельствах самых затруднительных сохраняет исполинскую силу духа. Действительно, нужна была воля железная, чтобы решиться из Альтдорфа идти к Швицу, нужна была при том неограниченная уверенность в свои войска, чтобы избрать подобный путь».
Суворов спешил. Спешил на выручку к Римскому-Корсакову и Готце. Он ещё не знал, что Массена уже разбил их… Авангард, ведомый Багратионом, отправился в путь по горной тропе, когда ещё не все вьюки добрались до Альтдорфа.
В пять часов утра Багратион двинулся к хребту Росшток. Ему предстояло пройти 16 вёрст до деревни Мутен. За авангардом медленно, но верно, тремя колоннами шагали основные части. На несколько километров растянулась эта цепочка, которую в арьергарде прикрывал корпус Розенберга. Арьергарду несколько раз приходилось отбивать французские атаки.
Это был голодный и холодный переход. Не представлялось возможности развести костёр: не хватало дров. По сравнению с этим участком пути предыдущие переходы показались земным раем. Трудно было солдатам не впасть в отчаяние. Одно поддерживало их: они видели, что рядом по тем же скользким тропинкам шагают их полуголодные израненные генералы. Все трудности переходов делил с воинами и великий князь Константин Павлович. И, конечно, сам «батюшка Суворов», кутавшийся в потрёпанный плащ. Достаточно было взглянуть на него – и путь становился чуть легче. Однажды, заметив хмурое настроение смертельно усталых солдат, Суворов затянул для них протяжную песню: «Что с девушкой сделалось, что с красной случилось?..» Тут же потеплели суровые лица. И долго солдаты по цепочке рассказывали друг дружке про песню Суворова…
Шли они сперва в гору – и это был мучительный марш. Потом пришлось спускаться – и это оказалось ещё опаснее. Глинистая почва размякла от дождей, расползалась под ногами тысяч солдат. Люди и лошади скользили и падали – подчас в бездну, из которой нет возврата. Прибегаем опять к свидетельству участника похода капитана Николая Грязева:
«На разсвете тронулись мы с сего места и стали подниматься на гору, называемую Сент-Алберт, коей перпендикуляр считают около пяти верст; и потому, как в разсуждении ея высоты, так крутизны и острых камней ее составляющих, едва в сумерки могли достигнуть ея вершины, и то не со всем корпусом. Распортершаяся темнота ночи остановила наше следование далее вниз по ея склонению и принудила остаться тут до разсвета на холодном и пронзительном воздухе, который на таком возвышении, естественно был ощутительнее, нежели в каком-либо другом месте, и при том без всяких пособий, хотя бы огня, по не имению дерева; ибо кроме камней ничего более здесь не находили, и ночная темнота останавливала всякое покушение сдвинуться кому-либо с своего места, но всякой оставался там, где она его застигла. Но нужда изобретательна: Полковой наш Командир, Полковник Яфимович, я, и еще двое из товарищей долго выискивали средства, как бы сойти с самой вершины и спустясь пониже защитить себя от пронзительнаго холоднаго ветра, от коего застывала кровь в жилах наших, и наконец нашли способ уменшить ужас темноты, препятствующей решиться на один шаг вперед, который бы мог быть последним, и сей способ состоял в небольшом восковом огарочке у одного из нас находившемся; мы свернули из бумаги род фонаря, утвердили в средине онаго огарочик, дабы защитить его от ветра, высекли огня, зажгли и пошли вперед по тропинке, освещаемой слабым светом и ведущей в низ по склонению горы; но как оная состояла в разнообразных излучинах, пересекаемых почасту уступами и выдающимися каменьями, то ход наш