вы дерётесь на Дунае, у вас от болезней умирает больше солдат, нежели от пуль и штыков. Пал бы Константинополь, и не надо было бы штурмовать Измаил, сражаться за Очаков, брать Бендеры…. Сами бы сдались.

Мы с Егором недоуменно переглянулись, но ничего не сказали. Возможно, этот хитрый стратег в чем-то был прав.

* * *

На следующее утро Али-паша распорядился передать нам в подарок адмиралу два больших узла. Судя по тому, что каждый узел держали двое прислужников, весили они много.

– Я посылаю эти подарки адмиралу в знак благодарности за его внимание ко мне, – сказал Али-паша. – Искренне желаю быть с ним в тесной дружбе. Что касается помощи войсками: я отправлю вместе с вами моего сына Мухтарапашу. Разъясните ему обстановку. Пусть своими глазами оценит: в каком количестве нужна пехота и артиллерия. Он вполне опытный воин, несмотря на молодость, и выполнит все в точности. Я надеюсь заслужить любовь вашего императора и покровительство Великой России.

Мы с Егором вздохнули с облегчением – миссия выполнена!

Мало того, нам с Егором, каждому Али-паша вручил инкрустированный плоский ящик. Внутри оказалось по паре превосходных дуэльных пистолета.

* * *

– И для чего мне все это? – удивился Ушаков, разглядывая подарки от янинского правителя. В узлах, что мы привезли, оказались серебряный кофейник, турецкие чашечки зарфо тоже из серебра, серебряный рукомойник, тазик к нему. Из другого узла адмирал выудил шёлковые исподние рубахи, повертел их, прикинул на себя. – Маловаты будут. – Вынул расшитые кушаки. – Эти, пожалуй, в награду пойдут отличившимся солдатам. Рукомойник с посудой надо обменять на продовольствие. Недавно мы задержали корабль из Александрии с чечевицей. Прикажу все это серебро отдать торговцу в уплату. Эх, Али-паша! – вздохнул адмирал. – Лучше бы тысячу арнаутов прислал. Для меня это был бы лучший подарок.

* * *

К «Святому Павлу» причалило рыбачье судно. На борт поднялась делегация островитян. Сказали, что они с южной оконечности. Просят адмирала их принять. Ушаков пригласил островитян в кают-компанию. На южном краю острова наших застав не было. Пользуясь этим, французы по ночам делали вылазки и безжалостно грабили крестьян.

Греки просили защитить их.

– Не могу, – отвечал им адмирал. – Людей у меня не хватает. – Подумав, приказал дежурному офицеру: – Пригласите-ка сюда графа Маркати.

Среди греков-волонтёров в эскадре служил граф Маркати с острова Занте. Он был известным инженером и хорошо разбирался в фортификации. Укрепления Корфу знал отлично. Ушаков объяснил ситуацию.

– Вот здесь, – уверенно ткнул пальцем Маркати в карту. – Церковь Святого Пантелеймона стоит на холме. Рядом можно соорудить батарею и открыть обстрел старой крепости. Заодно прекратим вылазки гарнизона.

– Какие силы понадобятся? – спросил адмирал.

– Для начала – две пушки, одного офицера, несколько канониров и дюжину солдат для прикрытия.

– Двенадцать, говоришь? – недовольно покачал головой адмирал. – А коль из крепости атакуют? Кто им поможет? Не успеют эти двенадцать солдат продержаться до подхода подкрепления.

Но тут местные греки заверили, что соберут около двух тысяч ополченцев с ружьями, и сами будут нести охрану батареи.

– Не нравится мне сея затея, – честно признался Ушаков, – но делать нечего. Коль обещаете собрать ополчение, дам я вам пушек и солдат.

В шебеку загрузили гаубицу и две лёгкие полевые пушки. Поручику Кантарино поручено было доставить пушки на позицию. Отряд состоял из двенадцати фузилёров, шести канониров и одного унтер-офицера.

– Добров, – позвал меня Ушаков. – Чувствую недоброе, но прошу тебя вместе с лейтенантом Метаксой: помогите графу Маркати установить батарею. Некого мне больше посылать. Все при делах. Пушки поставите – и назад.

– Слушаюсь! – с готовностью ответил я. Мне и самому не терпелось приступить к какому-нибудь делу.

Маркати грамотно организовал работу. Ночь была темной и холодной, но дождь прекратился. Одни греки, встав в цепочку, передавали друг другу камни. Другие таскали на холм землю в корзинах. Все работали быстро и слаженно. К рассвету была подготовлена куртина из земли и булыжников. Втащили пушки. Мы с Егором предложили подождать, когда к полудню прибудет подкрепление с эскадры, и до этого не выдавать положение батареи. Но граф Маркати решил действовать самостоятельно и сразу же открыл огонь. Удачными выстрелами была сбита одна пушка с бастиона и повреждены постройки внутри крепости.

Для французов новая угроза явилась неожиданностью. Тут же на батарею был направлен отряд более шестисот гренадёров.

– Придётся вступить в бой, – сказал Егор. – Надо организовать ополченцев.

Полевые пушки зарядили картечью. Я и лейтенант Метакса вынули шпаги, готовы были повести ополченцев в атаку. Но к нашему ужасу, островитяне, увидев солдат, уверенно идущих цепью, с примкнутыми штыками, попятились, а после первого ружейного залпа – разбежались.

С трёх сторон к нам по склонам надвигались французские шеренги. Одна-единственная тропинка была ещё свободна, и по ней ещё можно было успеть отступить вниз, к морю, где стояла наша шебека.

– Поручик, уводите солдат, – приказал Метакса.

– Как же пушки? – возмутился поручик Кантарини.

– Заклепаем, – сказал я. – Не мешкайте.

– А вы?

– Задержим их, – воскликнул граф Маркати, взводя курки на пистолетах. – Я не уйду отсюда. Это – моя земля!

Кантарини приказал унтер-офицеру с канонирами бежать к шебеке. Фузилёры прикрывали отход, отстреливаясь. Мы с Метаксой и Маркати принялись заклёпывать фитильные отверстия у пушек: вставляли свинцовые гвозди и забивали ядром поглубже, чтобы не вытащить. После распотрошили пороховые заряды и подожгли их. Яркое пламя с черным дымом взметнулось в небо. В это же время со всех сторон показались вражеские солдаты. Граф Маркати, обезумив от ярости, бросился на французов, стреляя из пистолетов. Его тут же убили.

– Господа, отдайте ваши шпаги, – предложил нам офицер. – Или вы предпочитаете глупую смерть?

Нам ничего не оставалось, как сдать оружие и проследовать в крепость под конвоем.

– А мы неплохо поработали, – сказал мне Метакса, указывая на разрушения, произведённые нашей гаубицей. Длинное строение, по-видимому, казарма, изрядно пострадало. Стена проломлена, из окон валил дым. С бастиона солдаты спускали вниз две казематные пушки с изувеченными лафетами. У одной треснул ствол.

Нас провели к башне, на верхушке которой реял французский флаг. Караульный отворил низкую массивную дверь, и мы оказались в мрачном неоштукатуренном помещении с одним единственным окошком. Пахло свечами, жареной рыбой, ружейной смазкой и сыростью. У дальней стены чахло теплился камин. Посредине комнаты, за грубым деревянным столом сидело несколько французских офицеров и обедали. Во главе стола находился грузный человек в форме генерала, лет сорока с лишним. Лицо его было одутловатое и гладко выбрито. Взгляд тяжёлый, но глаза казались водянистыми пузырями.

– Это и все? – недовольно спросил он у офицера, конвоировавшего нас. – Только двое пленных?

– Так, точно, мой генерал, –