он чувствовал себя главным на этом празднике жизни, что, в общем-то, признавали и «эти варварские генералы», преданно глядя в рот представителю самой цивилизованной нации в Европе.

– Ну что ж, господа, – барабаня пальцами по краешку стола, небрежно произнес командир морских пехотинцев с непередаваемым аристократическим прононсом Received Pronunciation, как показателем образованности, влиятельности, социального статуса и экономической власти его владельца, – первая фаза операции прошла успешно, и требуется такое же ее завершение. Благодаря мистеру Артамонофф, мы смогли беспрепятственно высадиться на берег и разоружить охрану, а благодаря мистеру Ренненкампф – ликвидировать две линии обороны и свести к минимуму потери при разоружении штаба и комендантской роты. Это прекрасно, но недостаточно!

У нас нет времени любоваться на местный ландшафт, но есть приказ – взять узловую станцию и пропустить на запад эшелоны британской и японской армий. Поэтому, пока наши японские союзники, – губы майора тронула презрительная усмешка, – бьются лбом о русские позиции, мы должны придумать то, что позволит, не проливая драгоценную британскую кровь на китайскую землю, выполнить поставленную задачу. У вас есть предложения, господа?

* * *

– Ваше превосходительство! Платон Алексеевич! Смотрите!

Голос юного адъютанта, только-только получившего погоны подпоручика, был настолько встревоженным и возбужденным, что полковник Лечицкий[40] пропустил мимо ушей неуставное обращение и скорым шагом подошел к амбразуре блиндажа, служившего ему временным командным пунктом.

Со стороны православной миссии на позиции надвигались густые цепи английских красных мундиров, а перед ними, полностью закрывая морскую пехоту своими телами, брели ремесленники харбинских мастерских, купцы, захваченные на пристани, крестьяне, привозившие свой немудреный товар на городской рынок, околоточные, застигнутые врасплох оккупантами на своих рабочих местах, и даже служители православной миссии, оказавшейся в руках красномундирников. Вместе с мужчинами по изрытому воронками полю робко семенили женщины, держа на руках или ведя за собой детишек, а одна из курносых заплаканных девчонок из последних сил тащила на себе огромного, безумно вращающего глазищами и жалобно мяукающего котяру…

Гренадеры Лечицкого, застыв каменными изваяниями, с ужасом глядели на атакующих. Новые джентльменские способы ведения боевых действий с использованием гражданских заложников, дебютировавшие в Англо-бурской войне, для русских солдат и офицеров стали тем деморализующим шоком, которого бывает достаточно для поражения.

– Командира дивизии, быстро! – охрипшим голосом, срывающимся на фальцет, крикнул Лечицкий. – Хотя… отставить! По-о-олк! Слушай команду! Оставить занимаемые позиции! Отступить в городскую черту! Занять дома от Бульварного до Большого проспекта! Не стрелять! Брать в штыки!

Полковник тяжело осел на стул и грязно, как извозчик, выругался…

– В городской застройке они вынужденно разорвутся на небольшие отряды и не смогут одной толпой гнать перед собой гражданских…

Надежды Лечицкого не оправдались. Джентльмены из Королевской морской пехоты прекрасно знали свое дело и, разделившись повзводно, споро распределили между собой заложников, продолжая их телами вытеснять защитников на восток, прижимая к реке и оттесняя от железной дороги, по которой покатили в сторону Читы основные силы британского и японского экспедиционных корпусов.

Отчаянные штыковые атаки защитников слегка притормаживали, но не могли остановить надвигающийся вал красных мундиров ввиду почти четырехкратного численного преимущества атакующих. Единственное, чего удалось добиться – отвлечь на себя силы и внимание, что позволило большинству заложников разбежаться. Спасся и диковинных размеров кот. Его вместе с хозяйкой на руках перенес на другой берег речки Модяги адъютант полковника Лечицкого.

Первый, бесконечный, такой неудачный для русских день битвы за Харбин заканчивался…

11 мая 1902 года. Ставка

Император вполуха слушал доклад дежурного офицера, неторопливо делая пометки в своем блокноте. «Минус один, – рядом с фамилией Ренненкампфа появился аккуратный крестик, – вполне ожидаемо. Не устоял Павел Карлович, испугался. Слабак!»

Монарх пробежал сверху вниз по длинному списку фамилий, украшенных крестами, и усмехнулся. Оптимист даже на кладбище видит сплошные плюсы. Генеральские кадры царской армии начала XX века – это, как ни крути, погост. Захоронение талантов, здоровых амбиций, военной мысли, а в конечном счете и государства.

Карьеристы, шаркуны – самая безобидная мошкара: роятся себе у солнышка-престола, бесполезные, но безопасные. Взяточники и казнокрады – деятельные, а потому стократно вредные. И тех и других объединяет атмосфера гнили и тлена, где тонет любая живая инициатива и нестандартная идея. Ретрограды. Радеют за «старые добрые традиции», а на деле защищают свое болото конформизма и безответственности. Зараженные. Ренненкампф просто один из них.

В 1899 году в 36-м драгунском Ахтырском полку разразился скандал: будучи его командиром, Ренненкампф попытался украсть казенные деньги. Громкое дело удалось замять, однако с полком пришлось попрощаться и отправиться… в Сибирь, на должность начальника штаба войск Забайкальской области. В китайском походе генерал отличился не только лихостью, но и грабежами.

Император знал и продолжение этой истории. Накануне и во время Первой мировой Ренненкампфа понесло по наклонной. Одна афера за другой – продовольствие, снаряжение, фураж, опять продовольствие… В этот раз все будет по-другому. Ревизоры Мамонтова смахнули пыль с «ахтырского дела» и начали вдумчиво копать, расширяя круг подозреваемых, вытаскивая на свет божий все новые и новые нелицеприятные факты. Естественно, генералу об этом стало известно, вот он и решил не ждать позора казнокрада – метнулся в политику. Если уж помирать, так борцом за идею, а не воришкой. Как все знакомо! «Интересно, он станет Власовым или кто-то другой? Этот, пожалуй, может…»

Карандаш опять скользнул по генеральскому списку. Из четырех сотен тщательно отобранных им год назад «ограниченно дееспособных» осталось меньше двух десятков. Впрочем, на другое царь и не рассчитывал. Слишком высоки его личные требования как генералиссимуса, выигравшего войну моторов – самую страшную в истории человечества. Слишком безнадежен кадровый резерв. Конечно, и с ним можно побеждать, если подмазать, подкрутить, но это будет консервацией проблем.

А ему нужен прорыв, нужны люди, влюбленные в свое дело до самоотречения, монашествующие в миру, готовые идти против сложившихся традиций, если те мешают делу, принявшие постриг на служение Отечеству и видящие цель не в должностях и наградах, а в миссии, перед которой меркнет вся мишура регалий и блеск эполетов. Таких мало, но они есть. По его личным прикидкам, не более дюжины. Но и этого пока хватит.

А решившие спрятать свои делишки за революционным знаменем или красными английскими мундирами – берегитесь! Судебные процессы над вами будут совсем не политическими. Ревизоры зачитают длинный список присвоенного и удобрят пикантным соусом ваших адюльтеров. Чем он мелочней, тем непригляднее будут выглядеть борцы с режимом. А взаимосвязь между этими двумя пороками и предательством публика сама нащупает безошибочно.

Только репрессиями дело не исправишь. Требуются организационные реформы. Надо убрать из-под носа командира искушение – полковую