— С этим понятно. И что — французы с итальянцами так легко согласились на втрое меньший линейный флот?

— Уломали, сам знаешь — кто платит, тот музыку заказывает. Хотя пилюлю подсластили — японцам разрешили за счет тоннажа оставить один из линейных крейсеров, европейцам же оставили все линкоры и броненосцы, из тех, что поновее. Впрочем, даже разрешенный флот содержать в Париже и Риме оказались не в состоянии, вскоре пустив на слом большую его часть, оставив более мощные линкоры.

— На слом?!

— Ага, продажу в третьи страны запретили, — кивнул Арчегов. — Только это еще не все. Соглашение касалось и крейсеров, там тоже ввели количественные и качественные ограничения.

— Угу, — буркнул Колчак — он уже не слушал, а внимал, настолько его захватила информация о будущем.

Александр Васильевич, хотя испытывал жуткую нехватку времени, решил «выпотрошить» касательно флотских дел Арчегова полностью, с пронзительной ясностью понимая, что покушение на генерала могло поставить крест на многом.

Эти знания из будущего, пусть и дилетантские в некоторых морских вопросах, были настоятельно необходимы. А для работы есть еще ночь, а поспать можно и в кресле на мостике, когда эскадра пойдет к румынским берегам…

Лейпциг

— Придется отступать, иначе окружат!

Майор Хайнц Гудериан, командир 7-го отдельного фузилерного батальона спокойным движением руки вставил цейссовый бинокль обратно в футляр.

Того, что офицер увидел, оказалось достаточным для принятия такого решения, пусть и больно бившего по его самолюбию. На войне нет места эмоциям и желаниям, на первом месте всегда должна стоять жесткая целесообразность. И никак иначе!

Красные, как всегда, действовали в привычной для себя манере, навязав своей пехотой бой по всему протяжению фронта, их кавалерия, при поддержке артиллерии и бронеавтомобилей, обрушивалась на фланги, стремясь как можно быстрее найти самое уязвимое место.

Затем сосредоточивались значительные силы, устремлявшиеся в прорыв и выходившие в тыл противника.

После чего тому приходилось немедленно отступать, чтобы не оказаться в окружении с последующим уничтожением.

Как не походила эта маневренная война на окопную бойню Западного фронта. Одно сравнение точно подходило — каша, сваренная из разных злаков, где все перемешано.

Так и тут — будто слоеный пирог из германцев, что друг с другом сцепились, и русских красных, что большевистскую заразу на эту землю принесли, такую, что чума насморком покажется.

А ведь в ноябре позапрошлого года уже стало ясно, как легко немецкие солдаты, побывавшие на Восточном фронте, коммунистической агитации подвержены.

Какому идиоту в голову пришло решение вывести Россию из войны, разложив ее революцией.

Теперь эта болезнь поразила старую, добрую Германию, и средств к исцелению нет — слишком многие немцы видят в большевизме спасение нации от оков позорного Версальского мира. И число их растет с пугающей быстротой…

— Вот черт!

Впервые Гудериан выругался в адрес бывшего кайзера и генералитета. Но руганью не поможешь делу, фронт рвется, словно гнилая тряпка.

Удержать его десятью дивизиями невозможно — красные, используя трофеи победной для них польской войны, бросили втрое большее число соединений, причем в коннице у них подавляющий перевес.

И самое страшное, что есть люди, желающие сражаться с большевизмом, но нет оружия для них и боеприпасов — проклятые французы не только разоружили, они все вывезли или уничтожили.

Вот и приходится не ввязываться в продолжительные бои, имея по три обоймы на винтовку и ленту на пулемет. Какие уж тут сражения!

— Герр майор, взяли пленного!

Гудериан повернулся — молодой парень в длиннополой шинели с синими лацканами на груди, с окровавленным рукавом, стоял ровно, гордо задрав подбородок.

— Как зовут! Какая часть? Кто командир?

Не слушая торопливого перевода, Гудериан всматривался в лицо пленника. Тот смотрел на него дерзким взглядом, решительным и непреклонным. И сплюнул кровью под ноги, перед тем как начал отвечать.

— Красноармеец Иванов 27-го кавалерийского полка. Командиром у нас Константин Рокоссовский. А более тебе, контра, я ничего не скажу! Мы вас всех, сволочей, в Рейне утопим!

— Знакомый полк и командир — второй раз встречаемся. Достойный противник. А этого расстрелять! — Гудериан зло усмехнулся и, повернувшись к офицерам, пояснил жестким голосом. — Они нас тоже отправляют, как это по-русски — «в расход», так что, майн герр, у нас нет выбора. На гражданской войне не до сантиментов!

Ливадия

— Один наш историк обыграл название «Кореджейса» так — это «линейный крейсер» с бронированием «легкого».

— Удивительно точно подмечено, — Колчак пожал плечами. — Вот только такое совмещение привело к абсолютно ненужному кораблю.

— Здесь сыграла свою роль победа «кошек» Битти под Гельголандом в самом начале войны, когда они истребили немецкие крейсера. Уйти удалось лишь тем, кто имел большую скорость, чем корабли англичан. Потому «слоны» построили более быстроходными, за счет ослабления бронирования. Зачем утолщать броневой пояс, если предназначены «слоны» для уничтожения только легких крейсеров?!

— Немцы подозревали Джона Фишера в безумии, и в этом кое-что есть от правды, — задумчиво произнес Колчак. — Зачем строить корабли с водоизмещением большим, чем у первых линейных крейсеров, абсолютно неспособных противостоять в схватке с равным по силе противником? Да с тем же флагманом контр-адмирала Ораса Худа «Инвинсиблом», что на десять лет построен раньше? Ради того, чтобы истребить вражеский легкий крейсер, что в пять раз меньше?! Безумно дорогая затея, тебе так не кажется, Константин Иванович?

— Совершенно верно, Александр Васильевич. Однако Англия богата, и смогла оплатить эксперименты Первого лорда Адмиралтейства. Но вот какая штука — от строительства «Кореджейсов» британцы не отказались, но в более дешевом варианте. Однако любому крейсеру с артиллерией в 6 дюймов они устроят быстрый кирдык, даже нашего «Адмирала Нахимова» быстро потопят, ибо тот удрать не сможет. Если мы, конечно, его построим.

— Ты имеешь в виду новейшие крейсера «Хоукинс» водоизмещением в десять тысяч тонн, со скоростью в 31 узел и с артиллерий в 190 мм, Константин Иванович? Но построено только пять, да и то один в авиатранспорт переделан, лишившись четырех орудий из семи.

— Тем не менее в Вашингтоне именно их возьмут за образец, назвав тяжелыми крейсерами. Ограничат водоизмещение десятью тысячами тонн, а главный калибр 8-ю дюймами. Первыми их начнут строить англичане для защиты своих коммуникаций. Втиснут по 6–8 орудий, обеспечат тридцатиузловую скорость и большую дальность плавания.

— В ущерб бронированию? Иначе невозможно, — Колчак прищурил глаза и пояснил свою мысль. — Водоизмещение небольшое для столь скоростного, мореходного и хорошо вооруженного корабля. Я по тому же «Хоукинсу» сужу — тоннаж практически одинаков.