Если исходить из предположения, что процесс был инсценирован и следователи домогались от своих подопечных каких-то специфических показаний, то поведение Эйдемана отнюдь не соответствовало такой заранее отведенной ему роли. Наоборот, сам подсудимый явно не делал того, что от него хотели организаторы процесса, поскольку еле шевелил языком и вообще с трудом держался на ногах. Ничто не мешало организовать рассмотрение дела Эйдемана в упрощенном порядке отдельно от других подсудимых и без привлечения людей «со стороны» – Буденного, Алксниса, Блюхера и других; в свою очередь эти известные на всю страну командиры не нашли достаточных оснований, чтобы считать необычное состояние Эйдемана следствием пыток; то же и следователи: не убоявшись подозрений в насилии, они отправили на процесс Эйдемана, человека тоже с очень громким именем.

Так или иначе, но имеющиеся в нашем распоряжении источники безоговорочно удостоверяют только одно – необычное психофизиологическое состояние Эйдемана на процессе. Никакие приведшие к тому причины, среди которых чаще всего называют пытки, не подкреплены в достаточной мере какими-либо историческими доказательствами.

* * *

За исключением двух случаев, все известные нам авторы, цитировавшие письмо Буденного, пользовались его публикацией в справке Шверника, большой фрагмент которой впервые появился на страницах журнала «Военные архивы России» (1994). Полный вариант справки увидел свет несколько лет спустя в «Военно-историческом архиве» и со ссылкой на последний затем был перепечатан в сборнике «Реабилитация: как это было».

Опубликованные тексты письма слово в слово совпадают с отрывком, приведенным в справке Шверника. И всем им присущи те же ошибки, одна из которых очевидна: «После суда Буденный представил Сталину 26 июня 1937 года докладную записку о своих впечатлениях от этого процесса. Он писал…»

Между тем фотокопия подлинника письма не оставляет сомнений, что «докладная записка» в действительности адресована не Сталину, а Ворошилову.

Архивисты, принимавшие участие в работе реабилитационной комиссии Президиума ЦК КПСС под председательством Шверника, по всей видимости, имели доступ к подлиннику письма Буденного, как и ко многим другим документам. И тем не менее в справку попали неверные сведения об адресате буденновского послания. Ошибка, или описка, или, как мы полагаем, предумышленное искажение содержания письма случилось где-то по пути из архива, когда документ был перепечатан и, возможно, тогда же подвергся некоей первичной «обработке».

Причина нарочитого изменения адресата, как думается, кроется в той внутриполитической обстановке, которая сложилась в СССР в первой половине 1960-х гг. Начиная с XXII съезда КПСС (17–31 октября 1961 г.) Хрущев и его сторонники развернули беспрецедентную по масштабам кампанию «десталинизации», по своему разоблачительному накалу во многом превзошедшую критику «культа личности» в «закрытом» докладе на XX съезде партии. Именно в те годы в Советском Союзе и странах народной демократии имя Сталина навсегда исчезло из названий городов, улиц и учреждений, а тело «отца народов» 31 октября 1961 г. было вынесено из Мавзолея и перезахоронено у Кремлевской стены.

На том же XXII съезде нападкам подвергся Ворошилов, и, что примечательно, – из уст Шверника. Только та критика носила не столь жесткий характер. Ворошилов в свою очередь покаялся в совершенных при Сталине ошибках и такой ценой смог сохранить за собой почетное, но чисто символическое место на советском партийно-правительственном Олимпе.

Климент Ефремович остался членом Президиума Верховного Совета СССР; но одновременно лишился места в Центральном комитете Коммунистической партии, куда его вновь переизбрали лишь при Л. И. Брежневе.

Иначе говоря, замена Ворошилова на Сталина в справке Шверника соответствовала политической тенденции тех лет, выразившейся в резком усилении нападок на «культ» и личность Сталина при одновременном смягчении критики политических фигур, подобных Ворошилову. Такова наша догадка. С ее помощью мы пытались отыскать объяснение тому, что в противном случае следует интерпретировать как проявление вопиющей небрежности со стороны лиц, принимавших участие в подготовке реабилитационной справки.

* * *

Гораздо больше важных сведений можно извлечь из характерных купюр письма Буденного в справке Шверника. Решение представить в личном послании Хрущеву информацию, не отличающуюся достоверностью, означает, что перед составителями справки не ставилась задача поиска истины. Скорее, их цель состояла в том, чтобы с помощью документа, содержащего ссылки на основные источники, вооружить Хрущева доводами в пользу его предвзятых представлений о фабрикации Сталиным дела против Тухачевского и других, как считалось, ни в чем не повинных военачальников.

Последнее становится очевидным, если сравнить неискаженный текст письма Буденного с выдержками из того же самого послания в справке Шверника. Вот несколько характерных примеров.

– Из показаний Якира изъят фрагмент, где описываются заговорщические соглашения с Германией и Японией; выброшены имена германских генералов Рунштедта и Кестринга.

– Подробно остановившись на выступлении Якира в суде, Буденный далее заключает: «В последующих выступлениях подсудимых по сути дела все они держались в этих же рамках выступления Якира» л. 51.

Но, как указывалось, показания Якира об изменнических контактах заговорщиков с Германией и Японией были вырезаны из письма Буденного. Тем самым у всех, кто знакомится со справкой Шверника, складывается превратное представление, будто Якир и остальные подсудимые вели себя так, как если бы никаких контактов и соглашений с враждебными державами не было и признательных показаний на сей счет никто из них не давал.

– Из выступления Тухачевского выброшен фрагмент, объясняющий, почему он оказался в стане заговорщиков: «Явный перевес в Вооруженных силах вероятных противников СССР повлиял-де на него, Тухачевского, и в связи с этим он видел неизбежное поражение СССР, и что это и явилось основной причиной стать на сторону контрреволюционного военного фашистского заговора» л. 51.

В отсутствие процитированного отрывка из оставшегося текста показаний вытекает, что Тухачевский поддерживал только легальные контакты с представителями германского командования.

– Случай с показаниями Примакова еще более показателен. Последний, как со ссылкой на Буденного гласит справка Шверника, «очень упорно отрицал», что «руководил террористической группой против тов. Ворошилова». Сами же причины такого упорства в справке красноречиво отсутствуют: «Отрицал он это на том основании, что якобы ему, Примакову, Троцким была поставлена более серьезная задача – поднять в Ленинграде вооруженное восстание…» л. 56.

– Искажены показания и других подсудимых; к примеру, от признаний Фельдмана остался куцый обрывок одного из предложений, а остальное вымарано и выкинуто.

– Полностью вырвана из контекста фраза «в стенах НКВД»: «Описывая последнее слово подсудимых, Буденный отмечал, что Якир, Уборевич, Путна, Фельдман говорили, что признались и раскаялись они «в стенах НКВД».