И вот нестыковка. Декер проверил хронометраж, зафиксированный медэкспертом, делавшим экспертизу четырех тел. Он записал, что все четверо были убиты около половины девятого вечера. Записи констатировали, что свое заключение он основывал на нескольких показателях, одним из которых была температура тел на момент обнаружения. Вывод сам по себе неоднозначный и зависящий от множества факторов. По стандарту, при оценке за основу берется посмертное снижение температуры на полтора градуса Фаренгейта в час.

Медэксперт, однако, основывал свое заключение преимущественно на содержимом желудков семьи Ричардс. По показаниям Сьюзан Ричардс, она приготовила ужин для всей семьи и оставила его в духовке, после чего уехала. По ее словам, семья обычно ужинала около шести. Вскрытие показало, что если они действительно ели около шести вечера, то состояние переваренной пищи указывало на то, что между едой и убийством прошло не более двух с половиной часов. Время может быть не совсем точное – медэксперт старательно это подчеркнул, – но у него такое мнение. И погрешность, по его словам, может быть не более чем на час.

Согласно показаниям миссис Дианджело, Кац появился около половины седьмого. К тому времени трапеза, по-видимому, была уже закончена, а кухня прибрана. Декер, помнится, даже проверил посудомоечную машину и увидел внутри три пустые тарелки, а также сопутствующие стаканы и ножи-вилки. Вероятно, это подтверждало, что Ричардсы действительно ели около шести. Если б они все еще ужинали на момент появления Каца, то они могли пригласить его присоединиться, однако содержимое посудомоечной машины показывало, что этого не было. По всей видимости, он приехал, когда они убирали после ужина посуду.

Ричардс предложил ему пива, а дети поднялись наверх. А затем кто-то явился и всех их поубивал.

И вот тут начинаются странности.

Потому что звонок о беспорядке поступил только через час с лишним после того, как в доме уже повисла тишина и образовались четыре трупа. И был этот звонок с телефона, который так и не удалось отследить.

Теперь, когда Декер смотрел на все это отстраненным, объективным взглядом, дыры в той истории казались вопиюще очевидными. Впору было застонать от собственной лоховитости.

«Мало того что время смерти не совпадает со звонком на 911 о шуме, похожем на стрельбу. Но и четыре трупа вряд ли могли шуметь и стрелять через час после своей смерти».

Внезапно в голову пришла альтернативная версия. А не мог по 911 позвонить некто, кто вошел в дом часом позже и наткнулся на четыре трупа? Хотя бы тот же Мерил Хокинс? Это бы объясняло, как его отпечатки оказались на выключателе. Но не то, как его ДНК обнаружилась под ногтями Эбигейл Ричардс. И как Хокинс мог раздобыть телефон с неопределяемым номером?

Эти загадки отошли в сторону при мысли о других, тоже неразрешенных. Не было четкого понимания, в каком порядке умерщвлялись жертвы. Существовало лишь предположение, что с телами на первом этаже разобрались непосредственно перед тем, как убийца поднялся наверх, чтобы расправиться с двумя детьми.

Тоже все неоднозначно. Декер на протяжении лет не раз об этом думал, но в конце концов задвинул те мысли на задворки памяти. Расстрел двоих на первом этаже наверняка сопровождался бы каким-нибудь шумом, и не только от выстрелов. Наверняка поднялся бы крик, а то и драка. Дом был не такой уж большой. Эти звуки наверняка услышали бы наверху.

Наверху, в спальне родителей, был только один стационарный телефон; мобильников у детей Ричардсов не было. Но все же они могли попытаться добраться до телефона в спальне и вызвать полицию, а затем спрятаться или улепетнуть через окно. Но они этого не сделали.

Старший, Фрэнки Ричардс, мог на такое вторжение как-то отреагировать, в отличие от своей младшей сестренки. Паренек уже знался с наркотиками и даже был мелким дилером, так что имел и опыт в криминальных разборках, и некоторую рисковость в поведении. У него на дому обнаружилась энная сумма наличности и продукция к распространению. По идее, он должен был знать, что к нему когда-нибудь может ворваться кто-то и попытаться завладеть тем, или другим, или тем и другим сразу. В те приснопамятные времена для того, чтобы нарваться на такую кражу, необязательно было иметь тысячу долларов или брикет кокса. Тебя вполне могли порешить и за полсотни баксов с пакетиком травки.

Неужели бушевание непогоды скрыло те две смерти внизу?

И разве дети не знали, что происходит, пока не стало слишком поздно?

Под тарабанящий снаружи дождь Декер перешел к следующему вопросу. Почему Эбигейл была задушена, в то время как все остальные жертвы застрелены? Ответ на этот вопрос в целом напрашивался.

Но когда глаза остановились на экране, разум внезапно наводнился таким количеством ослепительных образов, что внутри возник невольный позыв к рвоте.

Мысленно он находился у себя дома в ту самую ночь, когда застал свою семью мертвой. Синие электрические сполохи обрушивались со всех сторон. Раньше ему всегда удавалось отодвинуть или, по крайней мере, уменьшить это воспоминание, загоняя и пряча его в самом дальнем углу сознания. Но сейчас, как ни странно, он этого сделать не мог. Собственный разум словно вышел из повиновения. Все это напоминало спонтанный, неконтролируемый сброс данных из компьютера.

Он встал на дрожащих, ватных ногах, прикидывая, успеет ли добраться до санузла, прежде чем его вырвет. Но желудок поуспокоился, хотя разум – нет.

Декер взглянул на Марса, по-прежнему объятого сном. Безотчетно захотелось растормошить, разбудить его, объяснить, что происходит, попросить о помощи. Но какую помощь может оказать ему Мелвин? Даже спрашивать об этом неловко.

Вместо этого он неверным шагом вышел из комнаты, прошел по коридору и спустился по лестнице – как раз через ту заднюю дверь, о которой говорил Ланкастер. Он вышел на улицу там, где стояли мусорные баки и прессованные гофроящики из-под продуктов. Дождь хлестал с прежним ожесточением; через считаные секунды Декер промок до нитки.

Наконец он приютился на корточках под металлическим навесом входа в кухонную часть гостиницы. В уме вновь и вновь проплывало, как он идет по своему старому дому, где теперь живут Хендерсоны. Шаг за шагом.

Вот на кухне его шурин.

Жена лежит на полу рядом с их кроватью, со входа в комнату видна лишь ее нога.

И наконец Молли, привязанная в ванной к унитазу поясом от халатика. Задушена насмерть, как и Эбигейл Ричардс.

И все они погибли из-за…

«Меня».

Обхватив голову руками, Декер сидел на холодном асфальте среди дождя, стучащего по металлической крыше.

Он думал, что достиг дна, когда лишился своей семьи, работы, дома. Остался ни с чем.

Но как видно по этой дикой карусели вновь и вновь с безжалостной силой и постоянством наплывающих в голове образов, начиная с шурина и заканчивая дочерью…

«Это и есть дно. Нижний предел».