Настало время мне замолчать.

— С кем ты разговаривала? — вновь спросил он.

— С Марией.

— Мария? — Выражение его лица сказало мне все, что я хотела узнать.

— Она уже совсем не маленькая несмышленая девочка, — сказала я. — Ты можешь бросить ее одну в Сахаре, а она все равно будет готовить тебе завтрак и укладывать детей спать.

— Не стоит ничего мне говорить о Марии. У меня никогда еще не было такой секретарши.

Я могла бы остановиться сейчас. Но еще одна загадка не давала мне покоя. Почему, если он так сблизился с моей сестрой, по возвращении в Дублин сделал предложение мне? Может, когда он тогда вошел в гостиную и неожиданно увидел меня, старые чувства ожили в нем?

— Ты ведь не собирался мне звонить, так? — мягко начала я. — Ты не намеревался встречаться со мной снова.

— Нет. — Он покачал головой. — Я решил все за сорок восемь часов. В понедельник вечером, когда Кен Фрейзер…

— Кен?! — вскричала я. — Он-то тут при чем?

— Он зашел ко мне. Он… ну, он беспокоился о тебе.

И тут меня осенило: Кен сказал ему, что я верила в то, что Жаклин жива. Когда Саймон делал мне предложение, он все это знал.

— Он сказал тебе, что я думала, что ты женат?

Саймон кивнул:

— Кон, успокойся. Он хотел как лучше.

Меня будто ударили кувалдой по голове. Я почти слышала слова Кена: «Ты можешь заняться Кон, я уезжаю в Новую Зеландию». Или он даже мог сказать: «Почему ты на ней не женишься? Она сходит по тебе с ума».

Саймон попытался меня успокоить. По дороге домой мы почти не разговаривали. Когда мы достигли «Тир-на-Ног», он не зашел.

— Прощай, Кон. И спасибо тебе. — Он сжал мою руку.

— Прощай, Саймон.

— И не обижайся на Кена. Он хотел как лучше.

— Когда я захочу, чтобы он сделал как лучше, я его попрошу.

На следующий день мистер Фоли предложил мне разработать сценарий для презентации Кена.

— Я не думаю, что мы скоро увидим его здесь, — сказал он. — Последние недели пройдут в прощальных вечеринках и в презентациях.

Мне же лучше. Тогда мне будет легче забыть. Например, тот день, когда разбился Брайан, и ночь, когда папа был так слаб. Тогда мне казалось, что двое людей превратились в одного. Вздрогнув, я повторила про себя… Двое людей превратились в одного… Если бы тогда я смогла это понять. Но сейчас было слишком поздно…

Телефонный звонок вывел меня из задумчивости.

— Мисс Гибсон? — Что-то знакомое было в этом дружелюбном женском голосе. — Кон, это Фиона Мастерсон. Вы помните меня?

— Да, да, конечно.

Фионе требовался Кен. Она спросила, когда он вернется.

— Это чрезвычайно важно. Понимаете?

— Он будет на этих выходных, я думаю.

— Нас пригласили в одно место в воскресенье. Я… — Она прервалась. — Вряд ли вы можете помочь. Я тогда буду постоянно названивать ему домой. Как у вас дела?

— Хорошо, а у вас? — сказала я осторожно.

Фиона ответила, что лучше не бывает, и повесила трубку. Прошло десять минут, а на листе бумаги было написано одно слово — «презентация». В отчаянии я опустила голову. Маленькие сомнения, которые постепенно закрадывались ко мне в душу со вторника, теперь полностью рассеялись.

Мой гнев был справедлив, и его не надо было прятать как постыдную, глупую любовь.

— Ты рассказал все Саймону! Я не могу в это поверить.

Всего несколько раз я видела, как Кен краснеет. Сейчас был как раз такой случай.

— Я боялся, что ты воспримешь это как нахальство, но…

— Нахальство? Это самое что ни на есть оскорбление!

Молчание стало невыносимым. Его щеки до сих пор оставались красными, а верхняя губа задрожала.

— Извини, — сказал он натянуто. — Я не думал, что все так плохо кончится. Я просто… хотел пошутить.

— Ты чудовище! — взорвалась я. — Просто чудовище!

Мы молча стояли, уставившись друг на друга, когда Линда буквально ворвалась в нашу компанию.

— Кон! Кен! Помогите! — Ее щеки пылали, и она тяжело дышала. — Лулу побежала за какими-то собаками и упала с обрыва.

От меня мало толку в кризисных ситуациях, а вот Линда сразу бросились искать веревку в соседние дома. Задыхаясь и едва переводя дух, я бежала за Кеном к скале. Обрыв был очень глубоким, но, к счастью, Лулу упала на плоский выступ где-то посредине его склона.

— Все хорошо, она может двигаться. Возможно, все с ней в порядке, — сказал Кен.

Как раз в это время принеслась Линда с веревкой, за ее спиной я увидела двух здоровенных парней.

Я думала, что следует бросить конец веревки к Лулу, но тут же поняла, что это глупость. Она ведь не могла сама взобраться. Тут я увидела, что один конец троса привязывают к дереву, а другим концом Кен обвязывается вокруг груди.

— Ты же не собираешься лезть туда?! — закричала я.

Кен снял с себя куртку.

— Нет, Кен, нет. Я не позволю тебе!

— В этом нет ничего страшного, — сказал Кен и начал инструктировать Линду, как поднимать веревку.

— Нет, пожалуйста, что-нибудь может случиться, — умоляла я, хотя мне хотелось заорать: «Нет, Кен, только не ты! Даже ради Лулу».

— Ничего не случится, это же не Эверест.

Никто этого и не говорил. Но все равно это было очень опасно и безрассудно. Я затаила дыхание, когда парни начали опускать его.

Наконец голос Кена сообщил, что с Лулу все в порядке. Через минуту мы услышали ее возмущенный лай. Мы с Линдой присоединились к ребятам, помогая тащить веревку. Вскоре напуганная собачка уже бегала у нас под ногами.

Казалось, прошла вечность, прежде чем темноволосая голова Кена показалась из-за края обрыва.

— О боже, все чудесно! — сказала Линда.

— Чудесно?! — Мой голос дрожал. — Это было похоже на цирк. Он чуть не погиб! — закричала я, показывая на Кена. — О Кен! — воскликнула я и бросилась ему на шею. Вопреки моим ожиданиям, Кен не заключил меня в крепкие объятия, пытаясь держать руки как можно дальше от меня.

— Кон, его руки! — сказала Линда.

Мои глаза проследили ее взгляд. Руки Кена были все оцарапаны и кровоточили.

Когда мы вошли в дом, он стал подниматься по лестнице, говоря:

— Все в порядке. Я только приведу себя в нормальный вид.

— Я пойду с тобой. Раны надо обработать и перебинтовать.

В ванной я усадила его, сняла пиджак и закатала рукава рубашки. Порезы было обработать легко, но в некоторых местах острые камни оставили глубокие раны. Я старалась работать как можно осторожнее, боясь причинить боль. Мне казалось все таким странным, нереальным. Я вспомнила, как эти самые руки держали мои дрожащие пальцы в приемной у хирурга…