Он тронул коня и двинулся вперед. Мы поехали по обгорелому пустырю, где недавно еще было ухоженное селение.

— Останки еще не убраны, — сказал я, кивая на смешанные с пеплом и углями человеческие кости.

Девушка смотрела по сторонам, и ее светлые глаза затягивались влажной пеленой.

— Там… маленький череп, — с трудом выталкивая слова, прошептала она. — Дети тоже?

— И женщины. И старики. Все, — с трудом сдерживая бешенство, нахлынувшее при виде этой картины, подтвердил я.

Мне и самому хотелось плюнуть на все, отправиться в крепость, распахнуть ворота и перебить всех белоглазых. Приходилось все время напоминать себе, что эти эльфы — в сущности, подростки, не участвовавшие в сражениях и погромах. Хотя меня это мало утешало.

Топольки остались позади. Впереди лежал Подосиновик — небольшой городок, тоже превращенный первозданными в пепел. До него мы добрались к середине дня.

— Здесь тоже… все? — Рил'Айэлле нервно оглядывалась по сторонам, вздрагивая от каждого шороха.

— Около тысячи человек, — произнес я.

— Хватит, — вспылил Мэй'Клилли, резко разворачивая коня, — мне не нравится ваша затея, герцог Марслейн!

С протестующим ржанием жеребец встал на дыбы. Ради эффекта плюнув на безопасность, я тоже поднял своего коня и, еле удержавшись в седле, проорал:

— Что же вас так смущает, светлый тисс? Ведь вы хотели владеть Лесным краем! Радуйтесь — он свободен от людей!

Лицо эльфа побледнело как мел, глаза сделались совершенно прозрачными:

— Была война! Илльф уничтожали врага!

— Война с женщинами? Уничтожение стариков?

— Вы сами вынудили нас напасть! Люди убивали первозданных в Аллириле!

— Мы не убивали ваших детей! Сколько было жертв? Пятьдесят? Сто? Эльфы вырезали за них целую провинцию.

— Я не верю вам, герцог Марслейн! Это ложь! Вы голословно обвиняете илльф в зверствах! — пришпорив коня, Мэй'Клилли полетел обратно к Хаардейлу.

Я тут же поскакал следом, не собираясь упускать строптивого первозданного. Что-то мне подсказывало, что я сумел пробить брешь в его святой вере в правоту эльфов. Хотя, предпринимая эту поездку, я сильно рисковал: реакция могла быть непредсказуемой. К тому же я сам не ожидал, что владыка Дома Изумрудного листа настолько болезненно воспримет увиденное. Ведь должен же он был понимать, что его сородичи явились в человеческую провинцию не с благотворительной миссией!

Возле Топольков мне удалось догнать и перегнать юношу. Перегородив ему дорогу, я выкрикнул:

— Погодите, светлый тисс. Я не хочу быть голословным. Уделите мне еще немного вашего внимания, проявите знаменитую эльфийскую сдержанность!

В какой-то момент мне показалось, что сейчас Мэй'Клилли выхватит меч и бросится в атаку. Но он сдержался. Мы еще немного постояли у тополиной рощи, переводя дух и успокаиваясь после скачки. Лицо первозданного постепенно приобретало свой естественный цвет.

— Вы правы, герцог, — ровно произнес он. — Я проявил неподобающую горячность. И я готов продолжить нашу беседу.

Нас догнала Рил'Айэлле — девушка была напугана, очевидно, ожидала, что мы собираемся драться. Но поняв, что схватка не состоится, тоже успокоилась.

Мы шагом двинулись в сторону гарнизона.

— Разве Мэй'Аэлли не рассказывал вам о том, как войско илльф занимало Лесной край? — спросил я.

— Сразу после взятия Эллиар дядя был назначен комендантом, — ответил юноша, — и не участвовал в дальнейших боевых действиях.

Ха! Не участвовал он! Можно подумать, не знал, что творилось за стенами крепости. Нет, просто не захотел говорить. Понимал, что хвастаться нечем. Берег ранимую душу племянника. Они же все собрались помирать в Хаардейле. Вот комендант и не желал, чтобы последние дни Мэй'Клилли омрачились осознанием неправедности его народа. А этот благородный дурачок намечтал себе что-то возвышенное. Месть, законы чести… Эта война казалась ему священной, тогда как была самой обычной — кровавой и грязной. И сейчас мальчишка наверняка страдает не из-за жалости к людям, а из-за того, что запятнан светлый образ эльфийского воина. Мы для них низшие, почти неразумные существа. Но это лишь делает поступки илльф еще более омерзительными.

Вместо того чтобы ехать к крепости через лагерь, я свернул на юго-запад, туда, где стояли длинные шатры лазарета.

— Хочу показать вам еще кое-что, светлый тисс.

Мы спешились и заглянули в ближайший, самый маленький шатер, из которого пахнуло горьковатым ароматом лечебных трав. Худощавая женщина средних лет, разливавшая по флаконам серое, отливавшее перламутром зелье, оторвалась от своего занятия и строго произнесла:

— Что вы здесь делаете? Посещение лазарета запрещено.

— Разрешение полковника, — я протянул целительнице свиток.

Недовольно нахмурившись, она прочла бумагу, бросила на первозданных суровый взгляд и неохотно сказала:

— Что ж, раз полковник так решил… Но только недолго. И постарайтесь не волновать больных. Они и так слишком много пережили.

Поблагодарив магессу, я ретировался, пока она не передумала, направился к следующему шатру и откинул тяжелый полог. На низких, застеленных чистым бельем топчанах, лежали люди. Больных было четверо: две пожилые женщины, которые крепко спали, закутавшись в одеяла, старуха с плотной повязкой на глазах, что-то бормотавшая себе под нос и молодая девушка, сидевшая на краю своего топчана. Услышав шорох, она подняла голову и посмотрела на меня, заставив ощутить укол жалости. Круглолицая, чернобровая и большеглазая, она была бы очень хороша, если бы не широкий кривой шрам, пересекавший правую щеку, уродливо стягивавший нежную белую кожу. И взгляд серых глаз — блуждающий, бездумный, странно беспечный — взгляд человека, разум которого, не выдержав ужасов окружающего мира, перестал воспринимать реальность. Девушка рассеянно улыбнулась мне, но эта улыбка вдруг превратилась в гримасу мучительного страха, когда она увидела Мэй'Клилли, заглянувшего в шатер через мое плечо. Истошно вскрикнув, она сползла на землю и попыталась спрятаться под топчан. Ей это не удалось, и, подвывая как раненая собака, девушка забилась в угол шатра, съежившись в жалкий комок и трясясь, словно в лихорадке. Спящие под одеялами женщины даже не пошевелились — видно, были совсем плохи. А старуха скрипуче спросила:

— Кто здесь?

— Доброго дня, матушка, — ответил я. — Мы маги из Виндора, приехали в помощь вашим целителям.

— Да хранит вас Луг, добрые господа, — кивнула слепая. — Может, и сумеете помочь нашей Дженни. Бедная девочка не в себе с тех пор, как эльфы у нее на глазах зарезали ее родителей. Саму Дженни и двух ее младших сестер обесчестили, а потом волшбой ударили. Вся ее семья погибла, она одна чудом выжила. Да только вот к добру ли такое чудо? Кому теперь нужна несчастная безумица? — Старуха с трудом поднялась и зашарила вокруг себя, приговаривая: — Тише, Дженни, тише…