Архаров, испытав что-то вроде угрызений совести, отправился вдоль колонны искать Матвея - но лучше бы он этого не делал. Доктор решил напоследок выпить все, до чего смог дотянуться.

Когда прибыли в Данилов монастырь, из кареты Матвея вынесли на руках. Под колокольный звон - что показалось Архарову неким мистическим действом, исполненным мрачного веселья.

Архаров послал спросить старшего из докторов - и ему сказали, что господин Самойлович, член противочумной комиссии, заведующий тремя чумными лечебницами - в Симоновом, Даниловом и Девичьем монастырях, сейчас поблизости - в Павловской больнице. За ним послали - и довольно скоро у ворот Данилова монастыря явилась карета, из которой с трудом, оберегая поврежденную при штурме бараков руку, прихрамывая, вышел знаменитый врач. На нем, к немалому удивлению петербуржцев, был не обычный для доктора кафтан, а доподлинный армяк из грубого сукна, и при этом - дешевый парик в две букли и туфли с пряжками на ногах.

Тут же к нему, опередив Архарова, устремились доктора, стали рекомендоваться, раскланиваться - и вдруг все резко отступили, Архаров даже сказал бы - шарахнулись. Тогда он, спешившись, пошел к Даниле Самойловичу - знакомиться.

Доктор на вид был его ровесником, только вид имел бледный и изможденный, хотя глаза - темные, живые, бодрые. Архаров уже знал, что бунтовщики, напавшие на бараки Данилова монастыря, прежде всего поймали и крепко избили Самойловича. Спасся он чудом - возможно, выручила русская речь, которая у него, бывшего родом из Малороссии, звучала не на московский и не на петербуржский лад, но все же звучала. Докторов-немцев толпа не щадила - более десятка забили насмерть. Когда бунт попритих, Самойлович, даже не подумав отлеживаться, сразу взялся за работу - восстанавливать бараки, спасать свое врачебное хозяйство.

– Бог в помощь, господин Самойлович, - начал было, подходя к нему, Архаров, но доктора тут же зашипели сзади, кто-то удержал его за плечо. Архаров повернулся и увидел испуганные лица.

И тут же услышал смех Самойловича.

– Ничего, сударь, можем говорить и при соблюдении дистанции!

Архаров удивился, что его не спрашивают про имя и звание. Решил представиться сам.

– Ее величества Преображенского полка капитан-поручик Архаров, - сказал он. И нагнул крупную голову, что в сем случае означало поклон.

– Данила Самойлович, заведующий здешними чумными бараками.

– А для чего дистанция?

– Для того, что эти господа мне не вполне доверяют, - Самойлович показал на недовольных петербуржских лекарей. - Я, видите ли, не полагаясь на старые методы, самолично составил рецептуры трех курительных порошков. Одежда, что вы на мне видите, снята с зачумленных и окурена по моему способу. Нарочно ее ношу - чтобы вразумить сомневающихся. А вы полагали, я иной не имею?

Архаров поглядел на врача пристально.

– Полагаю, сударь, что имеете. Пойдемте туда, где сможем удобно все обсудить. И пошлите служителей - у меня в обозе раненые и обгоревшие.

Он, сделав рукой знак, запрещавший Левушке следовать за ним, преспокойно подошел к Самойловичу, и тот повел его на монастырский двор, показывая, где что было во время бунта.

Колокола звонили загадочно - проходя по двору, Архаров попадал в места, где они совершенно не давали говорить, а были и другие места - там звон не проникал в голову, заполняя ее, а оставался снаружи.

Узнав о поджоге Головинского дворца, Самойлович искренне огорчился.

– Это фабричные шалят. Нагнали в Москву работных людей, а работы их лишили, кормиться нечем - вот и шалят. У нас тут кирпичные заводы кругом - там там сотни мужиков из-за морового поветрия без работы остались, кормиться нечем, куда податься? Вот и шалят…

– Чума - не оправдание, - возразил Архаров. - А кара Божья.

– Чума - испытание Божье, - возразил врач. - Она все вверх дном перевернула. У нас тут кладбища новые, каждый день на фурах покойников привозят, хоронить толком нет возможности, закапываем без отпевания… потом всех скопом отпоют. Так вот, господин Архаров, при том, как бунтовщики ворвались к нам, случилось две фуры с мортусами. И мортусы обороняли вместе с нами чумные бараки.

– Обер-полицмейстер, выходит, сбежал, а негодяи заместо полиции трудились? - переспросил Архаров.

– Я этих негодяев знаю лучше вашего, сударь. У них под колпаками - у которого клеймо «вор», у которого ноздрей нет. Но прошу запомнить, что за труд мортуса каждый из них взялся добровольно. Я их видел так, как вас сейчас вижу, и из рук в руки давал им хлеб и курения. Когда они за нас вступились, я не удивлялся…

Помолчали.

Внезапная суровость Самойловича, когда речь зашла о мортусах, несколько озадачила Архарова. Тем более, что он уважал норовистых противников - пусть даже в краткой беседе. Очевидно, немало значило имя: Даниил - «суд Божий». Он и сам был скор на проявления норова - особенно сегодня утром, когда разгонял зевак у горящего дома…

Вспомнив про тот пожар, Архаров тут же вспомнил и немца Шварца.

– Я полицейского служащего привез, его едва не сожгли заживо. И в спасении поджигателей приняли некое участие столь любимые вами мортусы, - хмуро сказал он. - Сей господин гонялся за мародерами по зачумленным домам - может статься, уже сделался заразен.

– Хорошо, что сказали. Что вы еще доставили, кроме лекарей и раненых?

– В обозе есть какие-то мешки и сундуки. Об этом лучше лекарей спрашивать. Вскорости будет большой обоз из Москвы с одеждой и продовольствием. Кроме того, нужно разместить охрану. Укажите, где на безопасном расстоянии ставить палатки.

Они заговорили о делах хозяйственных, и тогда лишь возникшее из-за мортусов отчуждение несколько рассосалось.

– Хочу, сударь, сделать вам подарок, - сказал Самойлович. - У нас в Москве и в чумное время книги издаются. Ванюша! - позвал он идущего через двор больничного служителя. Тот подошел, но не слишком близко.

Самойлович велел принести с дюжину книжиц, и Архаров поморщился - читал он лишь тогда, когда иначе узнать нужные сведения было никак невозможно. И то - норовил спихнуть буквенную повинность на того, кто случится рядом, - чаще всего на Левушку.

Но подарок был принесен и окурен в дыму горевшего тут же, на дворе, костра, куда Самойлович подсыпал своих чудодейственных курений. Архарова от аромата чуть с души не выворотило.

– Сей труд Орреусов я бы как учебник арифметики издавал, чтобы в каждом доме имелся! - Самойлович вручил Архарову книжицу, на которой было напечатано «Краткое уведомление, каким образом познавать моровую язву, также врачевать и предохранить от оной».

– Орреус, что назначен московским штадт-физиком?

– Он самый. Раздайте господам офицерам. Пусть прочитают вслух солдатам.

Архаров кивнул - это было неглупо придумано.

– Дайте еще, - попросил он. - Для измайловцев, семеновцев и конногвардейцев. Я сегодня буду ночевать на Остоженске, у господина Еропкина, передам.