Он харкнул и сплюнул. В другой раз он бы получил свою цену за освобождение рыжего юнца… Мередита, что ли? И ценой была бы эта девка, Исида. Вообще-то Иаков Мун предпочитал пухлых бабенок, но что-то в этой девке его возбуждало. И он знал что. Невинность, нежная хрупкость. Может, чахоточная? Кожа неестественно бледная, и, заметил он, в фургон она залезла вроде бы с трудом. Он отвернулся, сосредоточиваясь на более важных делах.

Трупом Диллона занимался гробовщик, а Иерусалимец разъезжал на воле где-то в горах. Следопыты потеряли его след в пустыне. Шэнноу и еще кто-то въехали в круг камней и исчезли. Мун вздрогнул.

А что, если он ангел? Что, если вся жалкая библейская сказочка – чистая правда? Ну уж нет! Этому он ни за что не поверит! «Если Бог есть, то почему он не разразил меня громом? Черт подери, я же людей поубивал с избытком! А вот Дженни он сразил быстро, хотя она-то никому зла не сделала».

Все это случайности, думал он. Игра случая.

Сильные выживают, слабые погибают.

Чушь собачья! Мы все когда-нибудь умрем.

Городок неестественно затих. Перестрелка накануне всех озадачила. Конечно, Диллона боялись, но, главное, от него прямо-таки разило жизнью. Громогласный, не человек, а бык, излучающий силу и уверенность в себе. И во мгновение ока его сразил неизвестный, который встал поперек улицы и перечислил все его грехи.

Иаков Мун въехал в Доманго через три часа после убийства, как раз когда вернулись охотники. А тут прискакал человек с фермы Хонкина: еще двое убитых. Взыскующий Иерусалима? Очень даже может быть, подумал Мун.

Тем не менее рано или поздно он возьмет Шэнноу на прицел – и конец всем трудностям.

Мун улыбнулся и снова вспомнил про девушку. Кровь Диллона на мостовой еще не просохла, а она вошла в штаб Крестоносцев и встала перед ним. «Я не ошибаюсь, сэр, вы Иерусалимский Конник? – Мун кивнул, его глаза под набрякшими веками шарили по ее стройной фигуре. – Мое имя Исида. Я обращаюсь к вам в поисках справедливости, сэр. Нашего доктора Мередита арестовали без всяких оснований. Вы его не выпустите?»

Мун откинулся на спинку кресла и покосился на кряжистого Крестоносца, который стоял у стойки с ружьями. Тот прокашлялся.

«Они же фургонщики, – сказал он. – И попрошайничали».

«Неправда! – сказала Исида. – Доктор Мередит просто повесил вывеску о том, что он врач, и пригласил больных обращаться к нему».

«У нас свой доктор имеется», – рявкнул Крестоносец.

«Отпусти его», – сказал Мун.

Крестоносец постоял, помолчал, потом снял с гвоздя у стойки кольцо с ключами и прошел в глубину дома.

«Благодарю вас, сэр», – сказала Исида.

Тут Мун улыбнулся, но ничего не сказал. Он повернул голову, когда Крестоносец привел Мередита, высокого молодого человека с песочно-рыжими волосами и слабохарактерным лицом. Мун прикинул, не любовник ли он девушки, и от нечего делать вообразил, как они совокупляются.

«Они знают убийцу Диллона, – сказал Крестоносец. – Это точно».

Мун перевел взгляд на девушку.

«Он был ранен, – сказала она. – Мы нашли его при смерти и выходили. Потом позже, когда на нас напали, он нас защитил. – Мун кивнул, но ничего не сказал. –Потом он убил Клятвоприимца из Чистоты. И уехал. Куда, мне неизвестно».

«Свое имя он назвал?» – спросил Мун.

«Да. Сказал, что он Йон Шэнноу. Наш главный, Иеремия, думает, что рана в голову немного помрачила его рассудок. Он лишился памяти, понимаете? Не помнит, кто стрелял в него и почему. Иеремия полагает, что он, так сказать, укрылся за личностью Йона Шэнноу».

Рыжий доктор встал рядом с Исидой и положил руку ей на плечо. Мун почувствовал раздражение, но промолчал.

«Человеческое сознание крайне сложно, – сказал Мередит. – Очень вероятно, что в детстве он наслушался много рассказов про Йона Шэнноу. Теперь из-за амнезии его сознание склеивает кусочки таких воспоминаний. И он уверовал, что он легендарный Иерусалимец».

«Так, значит, – спросил Мун почти шепотом, – он не помнит, откуда он?»

«Да, – сказала Исида. – Мне он показался очень одиноким человеком. Вы обойдетесь с ним бережно, когда разыщете его?»

«Всенепременно», – обещал Мун.

* * *

Шэнноу смотрел на экран, запоминал ориентиры и слушал, как Люкас описывал земли Кровь-Камня. По большей части ландшафты были Шэнноу незнакомы, но время от времени он видел вдали вершины, будившие неясные отзвуки в его памяти.

– Вам следует помнить, мистер Шэнноу, что это мир, сошедший с ума. Ученики, следующие за Кровь-Камнем, получают драгоценные подарки, но у подавляющего большинства только одно будущее: умереть для утоления его голода. Времени, чтобы найти Сэмюэля Арчера, у нас будет мало. Джип доставит нас в самую ближнюю точку, после чего в нашем распоряжении будут примерно сутки, чтобы спасти его.

– Джип? – переспросил Шэнноу.

– Средство передвижения, стоящее снаружи. Оно способно двигаться со скоростью шестьдесят миль в час по пересеченной местности. И никакой Пожиратель или всадник его не догонит.

Некоторое время Шэнноу молчал. А потом сказал:

– Вы можете видеть много разных мест и людей?

– Да, у меня очень подробные файлы, – согласился Люкас.

– Тогда покажите мне Йона Шэнноу.

– Амазига не хочет, чтобы вы видели ваше прошлое, мистер Шэнноу.

– Ее желания тут ни при чем. Я прошу вас показать мне его.

– Так что вы хотели бы увидеть?

– Я знаю, кем я был двадцать лет назад, когда сражался с людьми-ящерами и послал Меч Божий сквозь Врата уничтожить Атлантиду. Но что произошло потом?

Как я провел эти двадцать лет? И почему я относительно молод?

– Погодите немного, – сказал Люкас. – Я подберу информацию.

Шэнноу тут же охватило ощущение, которое он давно забыл, и это его ошеломило. У него свело желудок, сердце отчаянно заколотилось. Из глубин его сознания поднялись неясные страхи, и он с мучительной уверенностью понял, что не хочет ничего узнать. Во рту у него пересохло, он дышал так часто и неглубоко, что у него закружилась голова. Его охватило желание остановить машину, приказать, чтобы она молчала. «Я не буду трусом!» – прошептал он. И сидел неподвижно, вцепившись в подлокотники. Экран замерцал, и он увидел себя на вершине скалы-башни, а в небе ослепительно сиял Меч Божий. Человек на скале поник, серебро в его черной бороде потемнело.

– Это, – зазвучал голос Люкаса, – тот момент, когда вы вновь обрели молодость. Последние остатки силы Сипстрасси просачиваются сквозь каменную оболочку башни и омолаживают стареющие ткани.

Затем на экране появилась Долина Паломника, и Шэнноу увидел, как Йон Кейд читает свою первую проповедь, услышал слова надежды и мира. Бет Мак-Адам сидела в первом ряду, и ее устремленные на проповедника глаза сияли любовью.