– Я в этом не сомневаюсь, – ответил Александр.

– Но вы, вы! О, отец, как вы можете быть таким спокойным?

– А какой смысл волноваться? Разве мы можем что-то сделать? Нам следует подождать подходящего момента, чтобы начать переговоры с Re Petito.

Чезаре был в шоке: ему казалось, что Александр просто не понимает сути всего происходящего. А Александр тем временем размышлял о еще одном испытании, которое преподнесла ему жизнь. Когда-то, когда его дядя лежал при смерти, весь Рим ополчился против друзей и родичей Каликста. Тогда брат Александра, Педро Луис, уехал из Рима – он не мог понять, что в терпении и стойкости кроется великая сила. А Александр остался, он сохранял достоинство и мужество, и это оказалось лучшей стратегией: Александр все же получил то, о чем мечтал.

И на этот раз следовало придерживаться той же тактики.

А маленький французский король расхаживал по апартаментам семейства Борджа в Ватикане. Он глядел в окна, на сады и апельсиновые рощи холма Марио.

Он не знал, что ему предпринять. Он пришел сюда как завоеватель, так следует ли ему ждать, пока тот, кто им завоеван, сам к нему явится? Но этот человек не был обыкновенным пленником – все-таки сам святой отец, глава всей католической церкви. Карл, как и его подданные, был католиком, и не мог в одночасье отбросить извечный трепет перед наместником Бога на Земле.

Но наконец-то Папа согласился обсудить условия. А что еще ему оставалось? Север страны уже захвачен, Карл в Риме и готовится двинуться на юг, к Неаполю, тем самым осуществить цель своего похода.

Папа вынужден был пойти на переговоры: стены форты Святого Анджело оказались не такими уж прочными, так что настало время поговорить о мире. И король Франции был твердо убежден, что все преимущества на его стороне: ведь святой отец оказался пленником в своем собственном городе.

Январское солнце играло на золоте и эмали фресок Пинтуриккью: они изображали членов семейства Борджа и еще не были закончены. Карл внимательно разглядывал лица. И вдруг он услыхал за своей спиной какой-то шум. Он резко обернулся и увидел великолепную фигуру в золоченом облачении. И на мгновение ему показалось, что это ожил один из героев стенной росписи – у него даже мурашки по спине побежали. В комнату, через низенькую и узкую потайную дверь, вошел сам Александр, и Карл, ошеломленный его величием и достоинством, рухнул на колени.

Александр покровительственным, почти отеческим жестом приказал королю подняться.

– Итак, сын мой, – произнес Папа, – мы встретились.

Одним жестом, несколькими словами Александр овладел положением: Карл уже не мог думать о себе как о завоевателе – Александр говорил с ним таким тоном, будто хотел подбодрить нашкодившего дитятю: он как бы прощал его, невзирая на то неловкое положение, в которое попал маленький король.

Ну и положеньице! Карл, заикаясь, заговорил о том, что он-де требует свободного прохода через папское государство.

При слове «требует» Папа удивленно приподнял бровь. А Карл, заслышав шум на улицах, осознал, что он и в самом деле победитель и что Папа находится в его милости.

– Итак, вы просите о свободном проходе… – в задумчивости произнес Александр. Он с улыбкой глянул куда-то вдаль, за спину короля Франции, словно увидел там свое отнюдь не неприятное будущее.

– Да, святой отец.

– Что ж, сын мой, мы гарантируем вам это при условии, что вы и ваши солдаты немедленно покинете город.

Король глянул на одного из своих людей – это был бравый воин, он шагнул вперед: судя по всему, присутствие святого отца не произвело на храбреца надлежащего впечатления.

– Заложники, сир, – напомнил вояка.

– Ах, да, святой отец, – очнулся король. – Мы требуем предоставить нам заложников, поскольку освобождаем и вас, и святой город.

– Заложники? Что ж, это справедливое требование.

– Я счастлив, что Ваше Святейшество согласны с таким требованием. Мы решили взять в заложники Чезаре Борджа и турецкого принца Джема.

Папа молчал. Джем – да Бога ради, пусть берут. Но Чезаре!

До него доносились страдальческие крики женщин, он чувствовал запах дыма. Рим корчился от боли, Рим горел. Что ж, он спасет Рим – ценой Чезаре и Джема.

Даже вид прекрасного Адриатического моря не мог унять волнение Лукреции. Она понимала, в какую трудную ситуацию попал Джованни Сфорца: он получал деньги от Папы и неаполитанцев, а служил Милану. И разве могла она вменить это ему в вину? Она сама была душой и телом предана своей семье, так может ли она упрекать столь же преданного Джованни? Придя к такому выводу, она перестала думать о муже – ведь в этих размышлениях не было ничего приятного.

Но еще неприятнее было думать о судьбе своего собственного семейства. Что происходит с Борджа? Лукреция потребовала, чтобы всех путников, попадавших в замок Сфорца, тут же доставляли к ней. А в обмен на кров и стол она жадно впитывала все слухи об отце.

Она пыталась составить для себя целостную картину. Итак, французы в Риме, дом матери разорен, отец вынужден согласиться с условиями маленького короля. А Чезаре, гордец Чезаре стал заложником. Ничего хуже и произойти не могло! И как ни гнала она от себя неприятные мысли, стараясь забыться за вышиванием и музыкой, страх не покидал ее. Она то и дело откладывала пяльцы и спешила в приемную залу в надежде, что прибыл гонец с очередными новостями.

Наконец посланник – голодный и измученный странствующий монах – появился. Он сообщил, что прибыл к хозяйке Пезаро с важными, очень важными известиями из Рима.

Взволнованная Лукреция захлопала в ладоши, сбежались рабыни, она приказала подать воду, дабы посланец мог омыть уставшие ноги, приказала принести еды и вина, но, прежде чем тот смог освежиться, спросила, какие вести он принес: дурные или хорошие?

– Хорошие, моя госпожа, – воскликнул посланец. – Лучшие из лучших. Как вы, наверное, знаете, святой отец дал в Ватикане аудиенцию французскому захватчику и был вынужден согласиться с некоторыми его условиями.

Лукреция кивнула:

– Я знаю только, что король потребовал предоставить ему заложников и что одним из заложников стал мой брат Чезаре.

– Так и есть, мадонна. Они покинули Рим вместе с завоевателями – кардинал Борджа и турецкий принц.

– Но каково состояние брата? Расскажите! Ведь он такой гордый, а его унизили… Представляю, в какой он был ярости.

– Вовсе нет, мадонна. Кардинал был спокоен. Все, кто видел его отъезд, были потрясены – не только спокойствием и сдержанностью кардинала, но и тем, что святой отец, казалось, совершенно равнодушно отнесся к расставанию со своим сыном. Тогда мы еще не понимали, в чем дело… Кардинал вез с собой большой багаж: семнадцать крытых бархатом повозок. Французы только и твердили: «Что же это за кардинал такой, который не может расстаться со своими пожитками?» Как вы можете догадаться, мадонна, турецкий принц отправился в плен с такой же поклажей.