— Посмотри сам, может, что и разглядишь молодыми-то глазами.

И вот, как в сказке, приближавшийся берег начал открывать свои секреты. Теперь из размытого расстоянием единого пейзажа вырисовывались обнаженные скалы, изумрудные поляны, пляжи с белой галькой. Подножие холма покрывал плотный ковер из папоротника, немного выше росли вереск и одиночные шотландские сосны. Далекую линию горизонта обрамляла неровная, выложенная из камня ограда, отделявшая владения Бенхойла от соседских. Местами она разрушилась и зияла дырками, похожими на дыры в челюсти от выпавших зубов.

Водопада пока не было видно. Держа Томаса в объятиях, Виктория наклонилась к Родди, чтобы спросить, где же он, и как раз в этот момент лодка обогнула большой каменистый мыс, и их взгляду открылся небольшой залив.

Она увидела перед собой пляж, покрытый белой галькой; сбегающий с холма ручей, который, извиваясь, прокладывал себе путь через заросли вереска и папоротника и с высоты двадцати футов низвергался с гранитного уступа вниз, в образовавшееся под ним озерцо. Белый, как перистые облака, искрящийся в солнечном свете, в окружении тростника, мха и папоротника — именно таким и представляла его себе Виктория.

Родди обернулся, с улыбкой наблюдая за выражением восторга на ее лице.

— А вот и он. Стоило ведь ради этого проделать такой путь, а?

Охваченный, как и Виктория, радостным волнением, Томас потянулся вперед и вырвался из ее объятий. Прежде чем она успела его схватить, он споткнулся, потерял равновесие и ударился о колено отца.

— Смотри! — Это было одно из немногих слов, которыми он пользовался. Он стал колотить отца по колену кулачком. — Смотри!

Но Оливер был поглощен созерцанием окрестностей в бинокль Родди и то ли не замечал Томаса, то ли не хотел его замечать. Томас повторил «смотри» и, пытаясь привлечь внимание отца, поскользнулся и упал, ударившись головой о скамейку, на дно лодки в лужу ледяной воды.

Естественно, он испугался и заревел. Виктория потянулась к нему на помощь. Вытаскивая его из воды, она обратила внимание на выражение лица Джона Данбита. Он не смотрел на нее, он смотрел на Оливера. И на лице его читалось: с каким удовольствием я дал бы тебе в нос.

Киль лодки врезался в береговую гальку. Джон вынул весла из воды и перелез через борт. Один за другим все последовали его примеру. Родди отнес на безопасную сушу Томаса, Оливер взял носовой фалинь и привязал его к большому, врытому в землю бетонному столбу, который, скорей всего, служил именно для этой цели. Виктория подала Джону корзинки для пикника и подстилки и спрыгнула на берег. Береговая галька шуршала под подошвами ее ботинок. Шум водопада перекрывал все другие звуки.

Пикники в Бенхойле, казалось, подчинялись строгому протоколу. Родди и Барни шли впереди, остальные следовали за ними груженные скарбом. На лужайке между водопадным озерцом и полуразрушенными стенами полевой времянки они и разбили лагерь. Здесь было традиционное место для костра: обуглившиеся головешки в кольце из почерневших камней, свидетелей былых пикников. Местечко было хорошо укрыто со всех сторон, и можно было видеть только, как над головой несутся облака. Полуденное солнце то выглядывало, то пряталось за тучку. Когда оно появлялось, от него веяло настоящим теплом, а темные воды озера впитывали в себя голубизну неба и играли солнечными зайчиками.

Путешественники скинули свои непромокаемые куртки. Томас отправился самостоятельно обследовать берег. Джон Данбит взял палку и стал сгребать золу в кострище. Родди вынул из корзины с напитками две бутылки вина и поставил их у края озерца, чтобы охладились. Оливер раскурил сигарету. Убедившись, что бутылки не опрокинутся, Родди остановился полюбоваться парой птичек, испуганно щебетавших, кружа над порогом водопада.

— Кто это? — спросила Виктория.

— Нырки. Водяные дрозды. Рановато им еще вить гнезда.

Родди начал взбираться по крутому склону, чтобы посмотреть поближе, есть ли там гнезда. Оливер с по-прежнему висящим на груди биноклем подумал-подумал и последовал за ним. Джон искал материал для растопки, собирая горстями пучки пожухлой травы и обуглившиеся веточки вереска. Только Виктория собралась помочь ему, как увидела Томаса, направляющегося к озеру. Она побежала за ним вдогонку и едва успела подхватить его на руки.

— Томас! — Она крепко прижала его к себе и рассмеялась, зарывшись лицом в его шейку. — Нельзя входить в воду.

Она пощекотала его, он сначала захихикал, а потом выгнул дугой спину в знак протеста и от обиды.

— Мокро! — прокричал он ей в лицо.

— Да, ты совсем промок. Пойдем поищем, чем еще можно заняться.

Она повернулась и понесла его назад, к ручейку, который сбегал по гальке от водопада к озеру. Усадив рядом с ним Томаса, она набрала горсть камушков и начала один за другим кидать их в воду. Томасу понравилось бульканье воды, он присел на корточки и тоже стал бросать камни. Виктория оставила его, пошла к кострищу, сняла с термоса пластмассовую крышку и вернулась назад.

— Смотри. — Она присела рядом, наполнила крышку галькой, а потом опрокинула ее в кучку. — Смотри, это замок. — Она дала крышку Томасу. — А теперь ты попробуй.

Осторожно по одному Томас стал складывать камушки в крышку. Это занятие полностью его захватило. Его неумелые растопыренные пальчики, покрасневшие от холода, его сосредоточенность были трогательны.

Наблюдая за Томасом и преисполнившись нежностью, которая становилась для нее с каждым днем все привычнее, Виктория размышляла о материнском инстинкте. Должен ли он присутствовать у человека, не имеющего своих детей? Если бы Томас не был таким очаровательным ребенком, может быть, она и не испытывала бы к нему этого необъяснимого, инстинктивного желания защитить его и заботиться о нем. Однако в ней это желание присутствовало. Подобно малышу из какого-то старого сентиментального фильма, Томас нашел путь к ее сердцу и поселился в нем навсегда.

Вся эта история, казалось ей, была, по меньшей мере, странной. Когда Оливер впервые сообщил ей о том, что украл Томаса у Арчеров, Виктория хоть и была шокирована, но одновременно и тронута. Что такой человек, как Оливер Доббс, под влиянием отцовских чувств решился на подобный поступок, само по себе было прекрасно.

Надо было видеть, с какой радостью он заботился о Томасе, покупал ему игрушки, носил на плечах, играл с ним вечерами перед сном. Но как ребенку быстро надоедает новая игрушка, так и Оливер скоро охладел к сыну и перестал его замечать.

Происшествие в лодке было типичным проявлением его отношения к Тому. Нехотя, но Виктория все-таки постепенно укреплялась в мысли, что неожиданная идея выкрасть Томаса была вызвана не чувством отцовской гордости и ответственности за судьбу сына, любви к нему, а, скорее, ненавистью, желанием отомстить тестю и теще.

Ей было больно думать об этом. Не только из-за тени, которую подобные размышления бросали на поступки и черты характера Оливера, но и потому, что заставляли задуматься о неопределенности будущего Томаса и, опосредованно, ее собственного.