Рана на голове воспалилась и очень болела. Вскоре к этой ране добавились и другие. Тяжелое копье рассекло его толстую серую кожу от плеча до колена, и он чуть не умер от воспаления. За уши цеплялись шипы, колючие побеги, края их стали похожи на истрепанные полотнища ткани. Он боролся за самок, когда приходил в стада, и, хотя никто не мог его победить, бивни соперников оставляли на коже шрамы. Были и еще встречи с людьми.

Несмотря на опасность, которая прочно ассоциировалась со вкусом сахарного тростника, Тукутела стал заядлым разорителем плантаций. Иногда он по несколько дней кружил вокруг обработанных участков, набираясь мужества. В самые темные часы, когда луна еще не всходила, он выбирался из своего очередного убежища и неслышно, как кот, крался на поле. Он любил все: пшеницу, маис, папайю, ямс, — но перед запахом сахарного тростника просто не мог устоять.

Вначале он еще пугался огней и звуков барабанов, но затем научился отвечать диким ревом и нападать на тех, кто охранял сады.

За следующие десять лет он убил еще десять человек, которые пытались предотвратить его набеги, разрывая их тела на кусочки, как проголодавшийся обжора разделывает курицу. Он сходил с ума, едва почуяв запах сахарного тростника. Несмотря на то, что в прошлом году ему пришлось пройти без остановки около сотни миль, спасаясь от преследования, в этом году он возвращался на то же поле.

Местные поселенцы послали гонца к бома, колониальному районному комиссару, умоляя помочь. Он прислал одного аскари, вооруженного винтовкой «404», который спрятался и стал ждать Тукутелу. Аскари был обычным полицейским — не охотником и не снайпером. Он притаился в яме в самом центре поля, надеясь, что Тукутела не появится. Слон имел плохую репутацию в округе и прославился как разоритель полей и убийца людей, его привычки были хорошо известны.

Аскари проснулся в середине ночи и обнаружил, что Тукутела стоит прямо над ним, закрывая звездное небо и громко чавкая сахарным тростником. Аскари вскинул винтовку и выстрелил в брюхо слону. Рана не была смертельной. Тукутела тотчас же начал принюхиваться и, обнаружив запах, добрался до ямы, где сидел парализованный ужасом человек, и хоботом вытащил его наружу.

Рана заживала несколько недель. Боль терзала внутренности, и ненависть Тукутелы к людям возрастала день ото дня.

Тукутела не понимал, почему его встречи с людьми стали более частыми. Территория, которую он считал своей, сократилась. Каждый год на месте тайных слоновьих троп появлялись дороги. Автомобили, шумные и отвратительно воняющие, дребезжали в прежде тихой степи. Огромные площади лесов сокращались, превращаясь в распаханные поля. По ночам слон видел огни, и отовсюду доносились человеческие голоса. Мир Тукутелы исчезал.

Его бивни продолжали расти, становясь все длиннее и толще. К шестидесяти годам они превратились в тяжелые темные колонны.

В 1976 он убил еще одного человека, чернокожего, который пытался защитить несколько акров пшеницы, метнув в слона копье. Кончик копья застрял в толстой шкуре, превратившись в огромный гнойник — источник постоянных инфекций.

Тукутела уже давно перестал искать стадо. Запах течки вызывал лишь слабую ностальгию, но инстинкт продолжения рода перестал владеть его существом, и Тукутела в одиночестве бродил по исчезающим лесам.

Сохранились и нетронутые земли, и слон скоро обнаружил эти священные территории, где он был свободен от посягательств человека. Он не знал, что это были национальные парки, в которых он был защищен законом. Все больше времени он проводил там и со временем, выяснив точные границы этой священной территории, всегда пересекал их крайне неохотно, опасаясь столкновений с внешним миром.

Даже на этих безопасных землях он сторонился людей и, ведомый страхом и ненавистью, всегда уходил в другое место, едва учуяв острый характерный запах человека. Его вера в священность места однажды подверглась проверке, когда даже здесь его настигли охотники. Он услышал звук выстрела и почувствовал жалящую боль, не будучи в состоянии отличить звук выстрела винтовки от щелчка пневматического ружья. Когда Тукутела попытался обнаружить и уничтожить противника, его вдруг охватила странная слабость, он без сознания повалился на землю и очнулся от ужасного, плотно окутывавшего его зловония в воздухе и на коже — там, где люди касались его. Неуверенно встав на ноги, он обнаружил на шее какое-то странное металлическое кольцо. Он попытался сорвать радиомаяк, но металл оказался чересчур прочным. В ярости слон принялся крушить деревья и вырывать кусты вокруг.

Люди, издали наблюдавшие за ним, рассмеялись, а один сказал:

— Тукутела — сердитый.

Только через несколько лет Тукутела содрал металлический ошейник и забросил его на верхушку дерева.

Большую часть времени Тукутела проводил в национальных парках, но в определенные времена года его охватывало беспокойство. Страсть к передвижению находила на него, желание идти по одной из древних слоновьих троп, по которым водила его мать. Этот инстинкт гнал его к границе священной территории, и он бродил вдоль нее, собираясь с силами, и, когда не мог больше сдерживаться, отправлялся в путь, испуганный и взволнованный, держа путь на восток.

Его любимым местом были болотистые низины вокруг Замбези. Он не помнил, что родился здесь, но чувствовал, насколько вода здесь прохладнее и вкуснее, побеги — сочнее, а чувство покоя глубже, чем в любом другом месте. В этом сезоне он пересек реку Чивеве и направился на восток, что-то тянуло его туда сильнее, чем в любое другое место.

Тукутела состарился и устал. Ему было уже далеко за семьдесят. Суставы болели при ходьбе, и слон шел жесткой неровной походкой. Старые раны ныли, особенно досаждала пуля, которая застряла в кости черепа над правым глазом. За много лет там образовался твердый нарост, который Тукутела иногда трогал кончиком хобота.

Его большую покатую голову оттягивали к земле тяжелые бивни, с каждым днем их груз становился все тяжелее. Эти костяные мечи — единственное, что осталось от его былой мощи. Старый самец дряхлел. Шестой — последний — ряд зубов износился. Он не мог есть пищу, голодал и слабел с каждым днем. Рацион составляла лишь мягкая трава и молодые побеги, но ему не под силу было съесть достаточное их количество.

Тукутела отощал, кожа на боках и шее висела мешками. Он чувствовал какую-то грусть, похожую на то чувство, которое он испытывал, когда стоял рядом с умирающей матерью, просто он не понимал, что это предчувствие неминуемой смерти.

Слону казалось, что погоня началась, стоило ему пересечь границу парка. Он чувствовал, что она более опаснее, люди были упорнее и настойчивее, чем любые его враги до того. Чудилось, будто весь лес наполнен человеческими существами, которые преследуют его, идут по пятам, поджидают за каждым поворотом. Он не мог идти прямо на восток, а вынужден был петлять и кружить, чтобы избежать нависшей над ним опасности.

Когда рядом раздалась какофония выстрелов, Тукутела, вместо того чтобы повернуть в сторону спасительной территории парка, развернулся и кинулся на восток. Ему нужно было пройти через болото, и путь был опасен, но слон не мог больше противиться древнему инстинкту.