– Работы в музее? Под Новый год? С ума сошли! – бушевал какой-то мужчина в дорогой тройке.

– Пока ни о каких работах речи не идет, – не повышая тона, говорил Сергей Сергеевич. – Мне нужно всего лишь опросить ваших людей. Хранителей музея. Да и то не всех.

– Откуда я их возьму? Из кармана вытащу? Послезавтра праздник, многие взяли отгулы и недельные отпуска.

– Найдите тех, кто нам нужен. Если вы не сумеете сделать этого, нам придется самим побеспокоить ваших работников. Ручаюсь, это будет для них куда большей психической травмой. Да и ваш послужной список…

Заметив Шереметьева и его спутников, Сергей Сергеевич представил их человеку в тройке.

– ФСБ, архимандриты, журналисты, – схватился тот за голову. – Новогоднее представление в дурдоме! Безопасность государства… Абсурд!

Сергей Сергеевич, тяжело вздохнув, вытащил из внутреннего кармана своего пиджака какую-то бумагу, сложенную вчетверо и протянул ее обладателю тройки. Тот прочитал ее и пренебрежительно бросил на стол:

– Время подобных мандатов прошло. Знаете, кто был последним, писавшим их? Руцкой. Осенью 93-го.

– Фома неверующий, – усмехнулся Сергей Сергеевич. – В бумаге есть все, что вам нужно. В том числе телефончик. Знакомый, думаю, вам. На вашем месте я бы вышел в соседнюю комнату и позвонил по этому номеру.

Звонок по «телефончику» оказал магическое действие. Человек в тройке исчез, зато в Комендантский дом, куда привели московских гостей, стали по одному, по два приезжать работники музея.

– Это был директор Петропавловки? – спросил у Сергея Сергеевича Матвей.

– Нет, что вы. Директор ничего не решил бы. Скажем так, наш питерский коллега. Без его согласия добиться своего нам было бы труднее.

– А что за бумагу вы ему показали?

– «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства. Ришелье», – ответил Компетентный человек.

– Это из Дюма?

– Ага. «Три мушкетера». Любимая книжка детства.

– И у нас до сих пор пишут такие послания?

– В исключительных случаях, – улыбнулся Сергей Сергеевич. – И далеко не каждому…

Дальше им было не до шуток. Отец Макарий и фотограф копались в архивах музея, а Сергей Сергеевич в присутствии Матвея и отца Евпатия опрашивал приезжавших в крепость хранителей. За день они переговорили с полутора десятками людей, но никто из них не смог припомнить какие-либо странности, связанные с основанием крепости на Заячьем острове. Рассказывали про пресловутых зайцев, из-за обилия которых остров так и назвали. Говорили, что раньше Заячий был значительно меньше и по приказу Петра его увеличили, делая насыпи в сторону невского фарватера. Ситуация изменилась только к вечеру, когда в Комендатский дом явился хранитель, курировавший Государев бастион.

Выражение на лисьем личике хранителя было не самым довольным. Похоже, его привезли прямо из-за стола, потому что по комнате, где велся опрос, стал явственно распространяться запах спиртного.

Этот щупленький старичок действительно был похож на лиса. Остренькая мордочка, маленькие хитрые глазки, прижатые ушки… Да и двигался он словно лис, быстро, забавно семеня ножками. В молодости хранитель наверняка был рыжим, но сейчас на его голове остались лишь клочки седого пуха.

– Что вы у нас ищете? – с вызовом спросил он у Сергея Сергеевича, безошибочно угадав в нем главного.

Тот неторопливо продемонстрировал удостоверение и лишь после этого стал задавать вопросы.

– Так это старая история – про погреб на Заячьем, – почти сразу проговорил хранитель. – Даже не история – легенда. Прошлое поколение, работавшее здесь до Горбачева, помнили ее. Да и нынешние наверняка слышали.

– Что же они молчали?

– Полагали глупостью.

Хранитель – его звали Рудольфом Германовичем – устроился на краешке стула, который ему пододвинул Матвей, и начал рассказывать. Казалось, что он в любой момент готов вспорхнуть со стула и сбежать – стоит открыться входной двери.

Рассказывал Рудольф Германович не о Петре, а о временах Сталина. В 30-х годах в крепость приезжала комиссия, направленная самим Иосифом Виссарионовичем. Местным сразу же закрыли доступ в крепостной архив. Более месяца там копались москвичи; работники музея полагали, что эти люди ищут документы о революционерах, которые сидели в Петропавловке во времена царского режима. Но, оказалось, у них были другие цели. Часть документов изъяли, а одним прекрасным утром в крепость пригнали заключенных с ломами и лопатами в руках, и те начали выламывать брусчатку с внутренней стороны всего невского фаса крепости. Петропавловку закрыли для входа, работников музея несколько дней не пускали внутрь. Обо всем остальном судили по отрывочным слухам. Якобы в Ленинград в связи с работами в крепости приезжал сам Николай Ежов, в то время уже нарком внутренних дел. Только что сменивший Генриха Ягоду, он с рвением исполнял таинственное задание.

Через несколько дней у Государева бастиона нашли бревенчатый погреб, глубоко ушедший под землю. Поскольку Нева рядом, внутри он был затоплен водой, и по приказу Ежова в крепость привезли мощные насосы, чтобы откачать ее. Когда вода ушла, туда спускался сам Ежов. Погреб обследовали и обнаружили скрытый ход, который вел куда-то вниз. То ли на ту сторону Невы. То ли к центру земли. Рассказывали всякое.

Разгребли и потайной ход. В него направили двух бойцов из охраны наркома. Надели на них спецодежду, прикрепили к поясам спасательные веревки. Операцию контролировал сам Ежов.

Что произошло дальше, не знал никто. В какой-то момент работы были вдруг приостановлены. Не дожидаясь возвращения бойцов, Ежов приказал залить погреб водой и завалить землей. Все, кто непосредственно принимал участие в операции, исчезли. Ежов окончательно подсел на кокаин. Через несколько лет расстреляли и его.

– Собственно, все. Следы раскопок уничтожили. В 54-м году крепость окончательно стала музеем. Когда началась реконструкция, занимались в основном бастионами, храмом. Вглубь не рыли. Залили площадку, где копал Ежов, асфальтом, да и забыли обо всем.

Сергей Сергеевич некоторое время молча смотрел на хранителя. Внешне он был совершенно спокоен, но Матвей видел, как билась жилка на его шее.

– Многое выдумали? – наконец спросил Компетентный человек.

– Я? – удивился Рудольф Германович. – Ничего. Те, кто мне рассказывал, может, и выдумывали. Но не уверен, что сильно преувеличивали.

– Кто все это вам рассказал?

– Те, кто работал в крепости до меня. Понимаю, что вы имеете в виду. Поговорить с ними вам не удастся. Эти люди уже умерли.

– И как прикажете проверить ваши слова?

Хранитель пожал плечами:

– Копайте…

* * *

До Миллениума оставалось несколько часов, но работы у Государева бастиона не прекращались. Прожекторы, привезенные со складов петербургского гарнизона, словно театральные софиты освещали взломанный асфальт у стены бастиона и утробно урчащие насосы, которые откачивали воду из разверстой дыры. По импровизированному водоводу ее направляли в сторону ближайших люков канализации, но часть проливалась на землю и, как казалось Матвею, стекала обратно в погреб.