Тот ответил:

– По идее, мы должны их просто-напросто раздавить.

Василевский вздохнул:

– Да, вот именно, что – по идее… И в июне сорок первого – по идее – должны были смять, я уж не говорю про Финскую кампанию, где мы имели перевес едва ли не двадцатикратный, а каков получился результат?

Результат был хорошо известен: четыреста тысяч убитых с нашей стороны и четырнадцать тысяч с финской, притом, что ни танков, ни авиации у финнов и вовсе не было. Николаев спросил:

– Опасаетесь за человеческий фактор? – На счет этого самого фактора был списан недавний финский позор.

– Да, – кивнул Василевский, – в какой-то степени это можно назвать и так. Только я тут не всех человеков имею в виду, а лишь некоторых…

Николаев не стал задавать лишних вопросов, он и так понимал, каких именно человеков и.о. начальника Генерального штаба сейчас имел в виду.

Если бы командование поручили Рокоссовскому, Ватутину или тому же Василевскому, то он, Н. Н. Николаев, был бы спокоен, но когда он узнал, что командовать главным, Юго-Восточным фронтом, а также координировать действия всех фронтов этого направления назначен маршал Тимошенко, – еще тогда у него в душе зашевелилось крохотное сомнение в успехе.

Член ЦК ВКП(б), недавний нарком обороны, маршал Советского Союза Семен Константинович Тимошенко, даже при всех своих военных неудачах – финской, где он положил неимоверное число бойцов, смоленской, где он без особой нужды сжег несколько мехкорпусов, киевской, где миллионная наша группировка угодила в «котел», – и прилипшее к нему прозвище «маршал поражений», все еще оставался доверенным человеком самого Верховного, с которым дружил еще с Гражданской войны. И подчиняться он считал приемлемым для себя только ему, Верховному, а какой-то там генерал-лейтенант Василевский был в его глазах лишь выскочкой, халифом на час.

Начальником штаба к Тимошенко назначили Баграмяна, опытного генерала, но тот никогда не умел перечить начальству и отстаивать свое мнение.

Наконец, членом Военного совета к маршалу был назначен сам Хрущев, член Политбюро, перед войной полновластный властелин Украины, и тоже весивший в глазах Верховного куда больше, чем и.о. начальника Генерального штаба.

Вероятно, желая продемонстрировать генералу Николаеву, что он имеет в виду, Василевский снял телефонную трубку и приказал соединить его с Тимошенко по громкой связи.

После короткого обмена приветствиями Василевский спросил:

– Почему не подтягиваете танковые корпуса, Семен Константинович? Почему бездействует Южный фронт? Какова готовность к возможной обороне?

Маршал ответил снисходительным басом:

– Вы думаете, вам со своего Арбата все виднее, чем мне здесь?

– Я просил докладывать мне обстановку не реже трех раз в сутки. Почему этого не делаете?

– Что, докладывать о каждом пустяке?

– Это никак не пустяки, товарищ маршал Советского Союза, на карту поставлена судьба всей летней кампании. Поэтому каждый ваш доклад…

Маршал перебил его:

– А с чего вы взяли, что я не докладываю? Иное дело – кому я докладываю. И я, и Никита Сергеевич постоянно звоним лично ему. – В голосе маршала зазвучала явная насмешка: – Вот вы ему тоже позвоните – он вам, глядишь, сам все сей минут и доложит.

Да, человеческий фактор оставлял желать лучшего. От этого бычьего упрямства и самонадеянности маршала он, Н. Н. Николаев, ощутил пробирающийся к нему самому запах пыточного подвала, и он подумал: «Хорошо хоть, о группе Васильцева никто не знает…»

* * *

Больше полутора месяцев генерал Николаев, как и все в Генштабе, спал лишь урывками, и позже он не мог восстановить в памяти, в какой день что именно происходило, – то были лишь отдельные всплески телефонных переговоров и мрачные возгласы Василевского и других штабных полковников и генералов.

– …Почему все еще бездействует левое крыло фронта?!

– …Где девятая и пятьдесят седьмая армии?.. То есть как – не знаете?!

– …То есть как «оборона прорвана»?! Сколько у вас там километров колючей проволоки?.. Что?! Одиннадцать километров на двести километров фронта?..

– …Почему не подкрепляете танками продвижение пехоты?! Что, танки сгорели?! Все тысяча двести танков?! Как такое могло произойти?..

– Как, скажите, как могли попасть в плен сорок генералов?..

– Что?! Отступают по всему фронту?! Какова скорость отступления?! Тогда и называйте вещи своими именами! Это называется, товарищ Баграмян, уже не отступление, а беспорядочное бегство!

– То есть как это – «обороняетесь силами только двух стрелковых дивизий»?! А остальные шесть – где?! «Не можете знать»?! А кто, кто может знать, Господь Бог?..

– Как это «сдали Ростов»?! Еще вчера вы докладывали, что противник в пятидесяти километрах!..

– Эх, до чего довел, до чего довел!..

– Не он один…

– Да потише ты!..

– И сколько же армий вы загнали в этот «котел»?.. Пять армий?! Вы отдаете себе отчет?!

– Что?! Более ста тысяч пленных?! Ах, это только на вашем участке фронта?! А на других?.. Не знаете?! Да что вы вообще знаете?..

– Потери противника, говорите, велики. А вот по моим сведениям – ничтожно малы, не более десяти тысяч! Против наших в полмиллиона!.. Какой вы, к черту, начальник разведуправления фронта, если не знаете даже этого?!

– Да, товарищ Сталин. Сделав прорыв по всему фронту, противник уверенно продвигается на восток сразу в двух направлениях: в сторону Кавказского хребта и в сторону Сталинграда. Наши войска отступают разрозненными группами. От большинства дивизий осталось по две-три сотни бойцов, и они едва ли смогут организовать оборону. Полагаю, пора вводить в действие приказ номер двести двадцать семь…[95]Да, товарищ Сталин, разведка дала недостоверные данные… Виновных – пофамильно? Слушаюсь, товарищ Сталин!

И, положив трубку, Василевский взглянул на генерала Николаева. Этот взгляд был красноречивее любых слов. Его глаза как бы говорили: «Будешь, выходит, крайним, не на маршала же, любимца Верховного, и не на члена Политбюро прикажешь мне валить всю вину?» Он мог сейчас ничего и не говорить, однако сказал:

– Я знаю, данные вашей группы полностью соответствовали действительности.

– Не совсем, – ответил Николаев. – Немецких частей под Харьковом оказалось даже несколько меньше, чем я указал в своей аналитической записке.