– А я? – спрашиваю я. – Что делать мне?

– Мы сами, Милли. Тебе ничего не надо делать.

Его голос не допускает никаких возражений. И уж конечно, он не потерпит их от женщины, однажды вставшей на сторону Джонни. Не сказав больше ни слова, я ухожу от костра и залезаю в палатку. Сегодня я возвращаюсь к Ричарду, потому что Кейко не хочет моего присутствия в своей палатке. Я – пария, предатель, который может заколоть во сне.

Когда час спустя в палатку заползает Ричард, я все еще не сплю.

– Между нами все кончено, – говорю я.

Он и не собирается возражать:

– Это очевидно.

– И кого ты выберешь? Сильвию или Вивиан?

– Это имеет значение?

– Да нет, пожалуй. Как бы ее ни звали, все сводится к тому, чтобы потрахать кого-то новенького.

– А ты и Джонни? Признай, ты готова была бросить меня ради него.

Я поворачиваюсь к Ричарду, но вижу только его силуэт на фоне палаточной стенки, подсвеченной пламенем костра.

– Я ведь осталась, разве нет?

– Лишь потому, что у нас оказалось ружье.

– И это делает тебя победителем, да? Королем буша?

– Я сражаюсь за наши долбаные жизни. Остальные это понимают. Что же тебе не ясно?

Воздух вырывается из меня долгим, печальным вздохом.

– Мне все предельно ясно, Ричард. Я знаю: ты считаешь, что поступаешь правильно. Даже если ты понятия не имеешь, что тебе делать дальше.

– Каковы бы ни были наши проблемы, Милли, мы должны держаться вместе, иначе не выжить. У нас есть ружье и припасы, и численное превосходство на нашей стороне. Но я не знаю, что может придумать Джонни. То ли он ушел в буш, то ли он собирается вернуться и прикончить всех нас. – Он замолкает на несколько секунд. – Ведь мы в конечном счете свидетели.

– Свидетели чего? Мы не видели, чтобы он кого-то убил. Ты не сможешь доказать, что он сделал что-то плохое.

– Тогда пусть это доказывает полиция. Когда мы выберемся отсюда.

Некоторое время мы лежим молча. Сквозь стенки палатки я слышу, как разговаривают у костра на вахте Эллиот и Вивиан. Я слышу пронзительный треск насекомых и далекий хохот гиен. «Жив ли еще Джонни, – спрашиваю я себя, – или его тело в этот самый момент раздирают на части и пожирают?»

Рука Ричарда касается моей. Медленно, нерешительно его пальцы сплетаются с моими.

– Люди меняются, Милли. Если мы расстаемся, это еще не значит, что прошедшие три года были прожиты напрасно.

– Четыре.

– Мы уже не те, какими были, когда познакомились. Это жизнь, и мы должны относиться к этому по-взрослому. Решить, как разделить наши пожитки, как сообщить друзьям. Как сделать все это достойно.

Ему говорить это гораздо легче. Пусть я и первая сказала, что между нами все кончено, но уходит по-настоящему именно он. Теперь я понимаю, что он уже давным-давно начал уходить от меня. К окончательному разрыву нас привела Африка, которая показала нам, как мы не подходим друг другу.

Возможно, я и любила его когда-то, но теперь думаю, что он никогда мне не нравился по-настоящему. И уж определенно не нравится он мне сейчас, когда таким деловым тоном говорит об условиях нашего расставания. Как мне найти новую квартиру сразу по приезде в Лондон? Примет ли меня сестра, пока я буду искать подходящее жилье? И потом, есть все те вещи, что мы покупали вместе. Кухонные принадлежности заберу я, компакт-диски и электроника останутся у него. Справедливо? И хорошо, что у нас нет домашних животных – их-то не разделишь. Как это не похоже на тот вечер, когда мы сидели бок о бок на диване, планируя путешествие в Ботсвану. Я воображала себе звездные небеса и коктейли у костра, а не хладнокровные разговоры о разделе имущества.

Я поворачиваюсь на бок спиной к нему.

– Ладно, – говорит он. – Поговорим об этом потом. Как цивилизованные люди.

– Хорошо, – бормочу я. – Как цивилизованные.

– А теперь мне нужно поспать. В четыре часа нужно вставать на дежурство.

Я просыпаюсь в темноте и какое-то время не могу сообразить, в чьей я палатке. Потом осознание обрушивается на меня с почти физической болью. Мой разрыв с Ричардом. Одиночество, которое меня ждет. В палатке так темно, что я не вижу, лежит ли он рядом. Протягиваю руку, но на его месте пустота. Вот оно, будущее. Мне придется привыкать спать одной.

Слышу хруст ветки: какой-то человек – или зверь – проходит у палатки.

Я напрягаю зрение, пытаясь увидеть, что там за брезентовой стенкой, но там такая темнота, что я даже пламени костра не вижу. Кто допустил, чтобы огонь погас? Кто-то должен подкинуть дров в костер, пока он не погас совсем. Я натягиваю брюки, ищу ботинки. После всех разговоров о том, что нужно быть настороже, эти бесполезные идиоты не смогли даже поддерживать огонь в костре – нашем главном защитнике.

В тот момент, когда я расстегиваю молнию палатки, раздается первый выстрел.

Женский крик. Кто это – Сильвия? Вивиан? Не могу разобрать, слышу только панику.

– У него ружье! Боже мой, у него…

Я пытаюсь в темноте нашарить рюкзак – там у меня спрятан фонарик. В тот момент, когда я нащупываю ремень, гремит второй выстрел.

Я выбираюсь из палатки, но вижу только тени и тени. Что-то движется перед затухающими углями костра. Джонни. Он вернулся, чтобы отомстить.

Гремит третий выстрел, и я бросаюсь во тьму буша, почти к проволоке, которой обтянут лагерь по периметру, но натыкаюсь на что-то и падаю на колени. Я чувствую теплую плоть, длинные спутанные волосы. И кровь. Одна из блондинок.

Я тут же вскакиваю и вслепую бросаюсь в темноту. Слышу звон колокольчика, когда задеваю ботинком провод.

Следующая пуля пролетает так близко, что я слышу ее свист.

Но по крайней мере, теперь я окутана тьмой – такую цель Джонни не может увидеть. Я слышу у себя за спиной крики ужаса и один последний оглушительный выстрел.

У меня нет выбора – я в одиночестве кидаюсь в ночь.

Бостон

– Всегда пытается доказать, что он отличный работник. Мог бы, по крайней мере, приехать вовремя, – сказал Кроу, недовольно посмотрев на часы. – Он должен был появиться двадцать минут назад.

– Я уверена, что детектив Там опаздывает по уважительной причине, – сказала Маура.

Она переложила правую бедренную кость неизвестной в надлежащее анатомическое положение, и стол из нержавеющей стали издал при этом зловещий звон. Под холодным больничным сиянием ламп в прозекторской кости казались пластмассовыми и ненастоящими. Лиши молодую женщину кожи и плоти – и вот что от нее останется: костная основа, которая держала на себе плоть. Прибывающие в морг скелеты нередко неполны – утрачены малые кости рук и ног, которые легко могут унести хищники. Но эта неизвестная была завернута в пластиковую ткань и зарыта достаточно глубоко, что защитило ее от когтей, зубов и клювов. Ее плоть и внутренности стали пищей для насекомых и бактерий, очистивших кости. Маура расположила скелет на столе с точностью высококлассного стратега, который готовится к игре в анатомические шахматы.