— Тебе не кажется, что твой… скажем, друг ведет себя довольно странно?

— Да, конечно, — согласился юноша.

— Не сходит ли он иногда с рельсов?

Гюстав засмеялся и ответил, что он ничего не может с уверенностью сказать об этом, но подобное в принципе вполне возможно.

— Я расскажу тебе, каким образом меня взяли на это судно, — продолжал помощник капитана. — Мне кажется, что происходящее вокруг тебе не слишком понятно… Так вот, Холтема, капитан, специально приехал в Церикзее, в Дюивленде, чтобы встретиться со мной.

— Ты все еще на суше, Пьер? — спросил он меня.

— Лучшие рулевые всегда находятся на суше — ответил я. Видишь ли, так говорит морская поговорка, и лучше ответить с ее помощью, чем сказать то, что не следует говорить.

— Один богатый старик приобрел «Ставорен»[11], — продолжал Холтема.

— Вот молодец! Хорошее судно, в особенности когда на нем установили паровой двигатель! Он вполне мог бы послужить в качестве китобойца.

Сказав это, Холтема подмигнул мне и продолжил:

— Старик хочет переименовать судно, назвав его «Дорус Бонте».

— По имени того, кто нашел нужную сумму?

— Нет, похоже, что он заплатил свои деньги.

— Черт возьми! Значит, он миллиардер!

— Это точно. И судно пойдет на север.

— Фарерские острова… Исландия… Лофотены… Конечно, за грузом рыбы?

— Еще севернее! Что касается рыбы, я ничего не знаю, да это и не мое дело.

— Возможно, это один из психов, которые надеются найти месторождение золота на островке Роколл[12], или из тех, кто считает, что исландцев нужно цивилизовать, — добавил я со смехом.

— Я сказал ему, что вы закончили навигационную школу и что вы были первым по морской истории, — добавил Холтема.

— И, разумеется, он ответил, что это его ничуть не интересует! — ухмыльнулся я.

— Ошибаешься… Напротив, он очень заинтересовался. Он хочет видеть вас помощником капитана на своем «Дорусе Бонте».

— Продолжительное плавание?

— Он упоминал один год или даже больше.

— Охота на китов иногда может продолжаться года два, — сказал я. — А у меня нет ни жены, ни детей, которые будут оплакивать мое отсутствие…

— Значит, ты согласен?

— Конечно, согласен!

И вот я стал помощником капитана на этом судне. Все, что сказал мне Холтема, ограничивается общим направлением нашего плавания: мы идем на север. Это все равно, что попытаться выманить устрицу из раковины, напевая ей национальный голландский гимн.

— Похоже, что мне нужно будет разузнать у вашего господина Пранжье о цели нашего путешествия, — сказал я Холтеме.

— Вас устраивает предлагаемая оплата? — спросил капитан.

— Вполне! Трудно было бы рассчитывать на что-нибудь большее, — ответил я.

— А если мне придет в голову намерение обогнуть мыс Горн?

— Я пойду за вами даже вокруг мыса Горн, мсье.

— Или я отправлюсь на Южный полюс, чтобы проверить, не цветут ли там вишни?

— Я выясню это вместе с вами.

— Полагаю, что вы меня поняли, — сказал старый шимпанзе, поворачиваясь ко мне спиной.

— А ты, приятель, знаешь, куда мы направляемся? — спросил Пьер Каплар у Гюстава.

— Нет, господин офицер, — честно ответил юноша.

— Короче, курс на север! — воскликнул Каплар, прекращая таким образом разговор.

Очевидно, Гюстав мог сказать гораздо больше. Например, он мог упомянуть странную книгу, рассказать о необычном путешествии Яна Якобса Майена в 1614 году. По правде говоря, он просто не подумал обо всем этом. Частично это было связано с тем, что после первой конфиденциальной беседы с Гюставом доктор Пранжье никогда не возвращался к этой теме, впрочем, не очень интересовавшей Гюстава.

Разговор между Гюставом и Пьером Капларом состоялся на следующий день после появления на борту двух пассажиров, потерянный день, как его назвал доктор Пранжье в припадке гнева.

Операция по разгрузке и погрузке угля продолжалась даже после наступления темноты при свете факелов.

Когда краны замедлили свое непрерывное движение взад-вперед, что указывало на близкое завершение работы, на набережной появился почтальон, оседлавший велосипед с высокими колесами.

— Эй, на «Дорис Бонте»!

— Что тебе нужно на нашем корабле, парень? Может быть, ты хочешь спрятать его в свою сумку?

— Ну и шутник же ты! Скажи, есть у вас на борту некий господин Пранжье? Если да, то я должен передать ему срочное письмо!

И он помахал большим серым конвертом с надписью «Срочное» жирными буквами.

Вероятно, у доктора Пранжье был невероятно острый слух, потому что он мгновенно появился на палубе, выхватил из рук почтальона конверт и бросил ему серебряную монетку.

— Это от Коппеника, — пробормотал он, узнав почерк своего мажордома. При свете штормовой лампы он прочитал:

Мой уважаемый и высокочтимый господин!

Не прошло и нескольких часов с того момента, как Вы покинули город — на колокольне святой Анны только что пробило десять часов, — как кто-то постучался в ворота. Это оказался человек с болезненным лицом, плохо одетый.

Я сказал ему: «Уходи, мы ничего не подаем бродягам!»

К моему большому удивлению, он ответил на хорошем языке: «Я не бродяга, а граф де Вестенроде. Мне известно, что этой ночью ваш хозяин отправился путешествовать.

Я не спрашиваю у вас, куда именно, но скажите, вы еще можете связаться с ним?» — «Нет», — ответил я. «Но вы можете хотя бы послать ему записку? Если да, то напишите ему следующее: „Граф де Вестенроде выражает свое уважение господину Пранжье и сообщает, что ему известно то, что может представлять интерес для господина доктора. Надеюсь, что он сочтет более разумным вернуться, а не упорствовать в своих намерениях.

Я, граф де Вестенроде, решительно настроен защищать то, что требует защиты“».

Это все, мой глубокоуважаемый господин и хозяин. Затем этот человек вежливо распрощался со мной и удалился, не сказав больше ни одного слова.

Я позволяю себе сообщить Вам, что граф де Вестенроде считается крайне бедным человеком и его принимают за безумца или маньяка, что не может вызывать сомнения. Возможно, Вы уже слышали о нем. Тем не менее я считаю своим долгом поставить Вас в известность о его посещении.