— Так точно, — пробурчал в ответ тот.

— И что?

— Паспорт и портмоне. Денег — три тысячи рублей. Две карточки. Все.

— А билет?

— Какой билет?

Исаков вздохнул.

— На самолет, Петя, на самолет. Ты бы лучше не бычился, а мозги иногда включал.

— А, так не было…

— Где ваш билет на самолет? — обреченно поинтересовался Исаков у Тихонова. Он уже был морально готов к какому-нибудь неприятному открытию.

— Не было. Петька не врет, Василий Иванович.

— Слушай, заткнись, а? — Петр дрожал от ярости и переполняющего желания дать Тихонову в зубы.

— Вы, Александр Валентинович, не зарывайтесь, — строго порекомендовал Исаков.

— А вы, подполковник, мне не советчик, — еще строже отпарировал Тихонов. — Вы сначала у себя в конторе разберитесь, чем занимаетесь, кого крышуете, а кого ловите, а после уже…

— Мы-то разберемся. Сейчас устроим вам очную ставку с Привольским, для начала. По крайней мере, с ним все ясно. У одного из тех, кого вы вырубили на дому, нашли тот самый пистолет…

— Понятно. Получается, это Привольский организовал убийство Плукшина… — прошептал Александр Валентинович.

— Непростой вы человек, гражданин Тихонов, — в голосе Исакова зазвучали нотки удивления и уважения. — Вы и Плукшина знаете?

Александр Валентинович задумался. «Да, пожалуй, слишком поздно менять тактику. Раз пошел напролом — иди дальше, не тормози».

— Плукшин был моим другом, — проговорил он. — Одним из моих лучших друзей.

Исаков почесал затылок.

— Зачем собирались сбежать из страны?

— Кто собирался?!

— Я…

— Да? А я и не собирался.

— А в аэропорт зачем…

Диалог прервал оперативник с переднего сиденья:

— Товарищ подполковник, наши из гостиницы прислали сообщение: тетка за стойкой забыла сразу нам сообщить, что с этим в аэропорт еще один поехал, помоложе…

— Черт! — Исаков с силой ударил ладонью по обшивке сиденья. — Разворачивайся, быстро!

Тем временем Антон, выкупив билет и зарегистрировавшись на рейс, в тревоге и волнении проводил время в зале ожидания. До вылета оставалось не более получаса, когда по громкой связи он услышал:

— Пассажира Ушакова просят пройти к стойке регистрации и оформления багажа. Повторяю, пассажира Антона Ушакова, зарегистрировавшегося на рейс в Дубай…

Антон оглянулся по сторонам, словно лелеял надежду обнаружить своего полного тезку, откликнувшегося на призыв, прозвучавший из громкоговорителей, но не обнаружил.

У стойки регистрации он увидел спортивную сумку дяди Саши, а рядом с ней молодую красивую женщину в некрасивой форменной одежде. Сердце у «пассажира Ушакова» ушло в пятки. Ни на мгновение не сомневаясь в причине своего вызова, он покорно подошел к сотруднице аэропорта.

— Ушаков? — спросила она строго.

— Ушаков.

Оглядев Антона с головы до ног, женщина, как ему показалось, смягчилась, приблизилась к нему и шепотом проговорила:

— Вообще-то за такие дела у нас не хвалят, но… Я этот ваш ножик просто оставлю здесь, хорошо? А когда вернетесь, вы меня найдите, фамилия моя Галкина, — она произнесла свою фамилию особенно, по-здешнему, с характерным трогательным «гыканьем». — Таня. То есть Татьяна Антоновна Галкина. И ножик заберете — вещь дорогая. Это же охотничье оружие — провозить такие ни в ручной клади, ни в багаже нельзя. А вы как бы тайно хотели…

Она кивнула в сторону лежащего на столике продолговатого предмета, больше смахивающего на стилет или штык. Антон понял, что Александр Валентинович носил в сумке холодное оружие и, скорее всего, просто позабыл вытащить его в спешке. За это ему нужно было сказать отдельное «спасибо»: нож сконцентрировал на себе все внимание службы досмотра аэропорта, начисто лишив этого внимания главный груз — тунгусские «сокровища».

— Да я просто забыл, — пролепетал Антон. — На рыбалку ездил с этой сумкой и…

— Я так и поняла. Ладно уж, счастливого пути.

— Спасибо!

Та только улыбнулась в ответ. А Антону от этой открытой и доброй улыбки отзывчивой девушки в форме стало одновременно и тепло на сердце, и тоскливо. Он вдруг ощутил мощный прилив чувства любви к Родине и даже подумал о том, чтобы поменять свое решение, забыть предостережение дяди Саши и остаться в России.

Да, ни один призыв к народу представителя власти не способен довести нормального гражданина до столь сильного приступа патриотизма…

Проследив за тем, как сумка уехала по транспортеру, Антон еще раз поблагодарил Татьяну и поспешил на посадку в самолет.

Когда «ТУшка» совершала разбег по взлетной полосе, в здание аэропорта вбежал Исаков. Потребовав список пассажиров рейса «Воронеж — Дубай», он, к своей досаде, обнаружил там знакомую фамилию.

— Не понимаю, — проговорил он. — Если ты ни в чем не виноват, с какой стати улетать за границу? И почему из Воронежа? Откуда твоя визитка в портмоне того урода с дубинкой, что я встретил на дороге? И какая связь между тобой и Тихоновым? Или Привольским? И почему я сразу не понял, что этот Привольский — жулик? Антоша — человечек умный. Все раскусил и не рассказал мне, о чем беседовал с убиенным профессором. Не понимаю… Все, башка сейчас треснет… — он достал телефон и набрал номер Сосновского: — Сергей Самуилович, как и договаривались, информирую вас о ходе расследования. Только что наш подозреваемый — Антон Евгеньевич Ушаков — скрылся за границу. В чем причина — непонятно. Ваш Устинов вас предал, равно как и Григорий Аркадьевич. Это они виновны в гибели профессора. Простите уж меня за правду. Понимаю, вам это неприятно слушать…

— Да бросьте вы, Алексей, — ответил Сосновский голосом смертельно уставшего человека. — Я совершенно адекватен. Вы скажите, неужели Привольский спланировал это убийство?

— У нас не было времени побеседовать основательно. Взяли его в гостинице, в Воронеже, всего час назад. Он утверждает, что все произошло случайно, он только хотел выяснить у профессора, куда девались известные предметы… А стрелял человек Устинова по фамилии Крестовский. Он в больнице. Что? Да нет, укушен собакой.

Движение по Тверской в центр как назло перекрыли именно в районе Пушкинской площади. И многим, кто сейчас бездарно растрачивал драгоценное время в ожидании разрешения на проезд, казалось, что им одним так сильно не везет сегодня, что, выбери они другую дорогу, все могло быть иначе и не пришлось бы томиться четверть часа у перекрестка в ожидании невесть чего.

Наконец то ли московский, то ли федеральный чиновник со своим богатым кортежем пересек площадь и умчался вниз по Страстному бульвару, но постовой не спешил давать разрешение на движение. Сосновский бросил взгляд на часы.