– Ладно, поехали в посольство. Будем готовиться к захвату склада, – подвел я итог, вставая. И тут же бухнулся обратно на роскошный плетеный стул.

В голове закружился смерч. За секунды он вобрал в себя все мысли, чувства, ощущения. Последнее, что я сделал перед тем, как провалиться в спонтанно возникшее видение, это протянуть руку в нелепой попытке задержать падение, ухватившись за что-то, принадлежащее материальному миру. И ухватился. За узкую ладонь. Сильную женскую ладонь.

Не было никакого перехода: вот я сижу с коллегами за столиком на крыше небоскреба, а вот парю в невесомости над клетчатым полем. Которое стремительно надвигается на меня, стирая клетки и оставляя…

Линии. Они заполняли все пространство, что я мог видеть. Прямые линии, начинающиеся непонятно где и неведомо куда исчезающие. Много линий. Одни параллельные, другие пересекают их. Сказал бы, что вижу шахматное поле или лист тетради в клетку, но нет. Похоже, но я знаю, что передо мной. Ковер. Это ковер, с красивым и исполненным глубоким смыслом рисунком. Он не просто что-то значит: рисунок и есть смысл.

А линии – это нити. Просто я смотрел на них со слишком близкого расстояния. И, разумеется, с такого ракурса я не мог увидеть рисунка. Но я знал, точно знал, что он есть. Мне очень захотелось отдалиться и увидеть его. Если не целиком, то хотя бы участок, хотя бы небольшой фрагмент. Я уверен, что мне бы и фрагмента хватило, чтобы мозги взорвались фейерверком от понимания всего.

У линий были разные цвета. Весь спектр радуги, а еще много таких цветов, которых я и не встречал. Одна из линий пульсировала. Как артерия, что гонит кровь к огромному невидимому сердцу. Но она не красная, как положено быть артерии, а насыщенного серого цвета. Эта линия – я.

Понимание этого все-таки устроило локальный армагеддон в моей голове. Мысли сдуло взрывной волной, и осталось только чистое, как ядерная реакция, желание. Я сорвался с места, чтобы проследить, куда идет моя линия. С какими иными нитями она пересекается. И, чего греха таить, я хотел, хотя и боялся, увидеть, где и как эта линия обрывается.

Но что-то не позволяло мне это сделать. Какая-то сила держала меня, вольного лететь в любом направлении, но не способного сделать и шага в нужную сторону. И еще в голове возникли слова. Они не были моими, но никто иной их не произносил. Они просто появились, подобно письменам на стене вавилонского дворца. И я, стоя подле той стены, прочел послание, как сделал когда-то царь Валтасар. Совершенно отличное от его: «Измерен, взвешен и признан негодным». Мое тоже было каким-то пессимистическим: «Дано мне было жало в плоть». Хотел бы я знать, что оно означает.

Мою линию проследить нельзя. Это я понял. А что можно? Я спросил у стены с письмом, у каждой из линий, которые мог разглядеть, но ответа никто не дал. Что и стало ответом. Что захочешь, куда захочешь, но не вдоль серой линии.

Бесконечность выбора. Без понимания даже принципов выбора. Бесконечный выбор – это отсутствие выбора. Значит, все равно куда. Вот эта, цвета морской впадины, самая первая пересекает мою серую. Ничем не хуже и не лучше любой другой, так почему бы и нет?

Я приблизился к ней. Я почти коснулся ее руками. Я увидел множество образов, составляющих суть нити. Образы были разных цветов, но вместе – глубокое синее море.

Вот мальчик рубится ивовой палкой со своим старшим братом. Брат называет себя принцем, а его – разбойником. Принц хороший, а разбойник плохой. Хороший должен победить. Почему хороший должен победить? И кто определяет значение слова «хороший»?

Вот мальчика учат держать дар. У него не выходит, но отец мальчика уже воспитал одного сына. Он полон решимости и терпения. Он любит младшего, и для мальчика это единственная имеющая значение истина.

Мальчик смотрит на огонь. Он фиолетовый. Его огонь – фиолетовый. Фиолетовым пламенем сгорел дом человека. Человек забрал у мальчика отца, мать и старшего брата. Тогда огонь пришел за человеком. Тогда жизнь мальчика стала огнем.

Мальчик бежит, но тени бегут быстрее. Они берут его в кольцо и потом некоторое время бегут вместе с ним. Он хочет их сжечь, но огонь спрятался и не желает выходить. Огонь боится теней. Так не должно быть, но так есть.

Мальчик ведет счет. Скольких забрал фиолетовый огонь. Он всегда знает число. Жертвы огня – суть поминовение. Прах к праху. Мальчик очень похож на своего отца. У него узкое лицо жителя юга и черные волосы. На висках они уже начали седеть. Мальчику сорок четыре года. Две четверки – что может быть хуже?

В этот миг сильные пальцы сжали мою руку и потянули к себе. Кто-то оторвал меня от линии и вознес. Линии слились в полотно, еще немного – и я смогу увидеть рисунок! Я всем телом почувствовал преддверие откровения и восторг осознания, наполняющий меня чистым светом.

Этот свет стер все. Линии. Полотно. Узор.

Некоторое время я не видел ничего. Но вскоре это «ничего» стало распадаться на отдельные фрагменты, и вот они уже имели значение. Лицо Теданя – неодобрение, Глеба – маска безразличия, Яо – удивление, Яньлинь – смятение. Узкая кисть берсерка лежала в моей ладони. Неподвижно и испуганно, как пойманная птаха.

– Тебе стало плохо? – спросила она. В голосе беспокойство, но легкое. Остаточный эффект видения, улыбка пророческого дара – я понимаю причину ее беспокойства. Я знаю, что секунду назад начал падать на стул, схватил ее за руку и провалился в… В ковер! Но еще я знаю, как это выглядело в глазах остальных моих соратников. Стало неловко.

Но эта неловкость не могла затмить понимания происходящего. У меня было видение, далеко не первое, но отличное от прочих. Но даже не в этом дело! То, что было со мной сейчас, во время секундного отсутствия в материальном мире, дало мне куда больше понимания, чем все предыдущие опыты. Кажется… О нет! Совершенно точно! Я нащупал свой способ взаимодействия с информационным полем!

Дар, считав меня, дал тот вариант общения с полем, который я смогу понимать. Не мелькающие картинки во время погружения Снежной королевы, разобраться в которых способна только женщина. Не соседство с разумом другого человека. Ковер. Понятный интерфейс, в котором каждый человек – нить.

Отпуская кисть Яньлинь, я не удержался от соблазна и погладил мягкую впадину между ее большим и указательным пальцем. Улыбнулся ей и сломал спокойным взглядом недовольство Теданя. И произнес для всех:

– На складе будет китаец из «Белого лотоса». Помните его? Он еще пытался нас сжечь фиолетовыми пульсарами.

Вероятно, не стоило этого делать. Хамство это, как ни крути. Были бы шансы на развитие отношений – может, тогда и не воспринималось бы это (мной прежде всего), как попытка задурить девчонке голову. А так… Ну какие у нас шансы? Берсерк и пророк – мечта евгеников просто! Да и я «другому отдана» опять же. Вот зачем было ее за руку хватать, а потом еще это поглаживание… Чувственное.

Закончим с заданием и разойдемся в разные стороны. Ей налево, мне направо. Никто никому ничего не должен, а через годик и вспоминать перестанем. Перестану, точнее. За нее-то чего говорить? Ей, может, все эти неуклюжие мои… Ох, Антошин! Остановись уже!