Один из стариков выступил вперёд и запел тяжёлым хриплым басом.

— Этот дед будет передавать Волку свою волшебную силу, — пояснил Молчун Джону.

— Зачем её передавать?

— Вороны верят, что с Силой может общаться лишь ограниченный круг людей, поэтому нового Сеятеля Табака могут принять в шаманское общество только в том случае, если кто-то из стариков согласится отдать свою силу и покинуть Палатку Сеятелей… Это величайшая честь…

Тем временем седовласый индеец, шагнувший к Сидящему Волку, поднял к своему морщинистому лицу древний костяной нож, рукоятка которого представляла собой большую орлиную ногу со скрюченными когтистыми пальцами. Едва старик занёс нож, заколотили все барабаны, собранные под навесом шатра, воздух затрясся от грохота. Шаман вложил свободной рукой табачный лист в рот Сидящему Волку и потряс ножом перед его глазами. Костлявыми коричневыми пальцами старик размял грудные мышцы Волка и несколько раз подряд ударил по ним орлиными когтями, которые с удивительной лёгкостью разорвали кожу и пустили алую кровь. Брызги упали на белые ноги и расплылись крупными пятнами. Лицо Сидящего Волка напряглось, и это было видно даже под толстым слоем белой краски. Шаман ударил сильнее, и орлиные когти вонзились в плоть посвящаемого так глубоко, что нож остался висеть на груди. Сеятели Табака запели хором. Сидящий Волк громко затянул свою песню.

— Сколько же его будут терзать подобным образом? — выдохнул Джон Браун, морщась.

— Сейчас, я думаю, резать начнут или жечь, — ответил Марсель.

И действительно, шаман сделал глубокие надрезы вокруг каждого соска Сидящего Волка и принялся приплясывать, обходя свою жертву со всех сторон. То и дело его длинная худая рука оттягивала где-нибудь кожу на теле Волка, и другая мгновенно отсекала страшным ножом маленький кусочек. Каждый окровавленный клочок старик передавал второму шаману, и тот прятал их в белый кожаный мешочек.

В следующее мгновение барабаны застучали с особым неистовством, и всех зрителей словно толкнуло, и они отступили, поддавшись невидимой силе. Толпа закачалась, и скрыла от Джона и Молчуна происходившее в центре шатра. Голоса певцов сделались пронзительнее, звуки свистков, трещоток и барабанов превратили воздух в шквал какофонии. Джон почувствовал, что его начала охватывать паника. Мир стал похож на ужас, вырвавшийся из кошмарного сна. Окровавленного человека не было видно, но его присутствие и его боль ощущались во всём безумном поведении возбуждённой до предела толпы дикарей.

И вдруг наступила тишина. Всеобщее дыхание на миг затаилось и вновь зазвучало, как гудящий в каминной трубе ветер. Задыхаясь от волнения, Джон приподнялся на носках и вытянул шею.

Сидящий Волк, этот таинственный человек, отдавший себя на растерзание во имя чего-то неясного, лежал на спине в луже крови. Над ним в полном молчании согнулись четыре Сеятеля и обмахивали его дымящимися косичками душистой травы. На грудь лежавшему складывались всевозможные мешочки и связки непонятных Джону предметов.

Тихим голосом Сидящий Волк подозвал стоявшую неподалёку дочь, и Лесное Лекарство подбежала к нему. Он что-то сказал ей, и она выпрямилась во весь рост.

— Сидящий Волк объявляет, что раздаёт всё своё имущество своему народу. Любой из вас может войти в нашу палатку и забрать оттуда все мужские вещи, равно как весь наш табун, кроме принадлежащих мне лошадей. Отныне у Сидящего Волка не остаётся ничего. Он полностью принадлежит Великому Духу…

Три долгих дня не прекращались исступлённые восторги Вороньего Племени, оглушая окрестности барабанным боем и пронзительным свистом. Сеятели посадили на удобренном поле табак. Танцоры исполнили ритуальные пляски. Отзвучали священные песни. Бесконечные кушанья, приносимые в шатёр, были съедены. Джону Брауну казалось, что его голова отяжелела от постоянно сменявшихся впечатлений. И в буйстве праздника он забыл о том, что потрясло его больше всего — он забыл о Лесном Лекарстве.

Теперь перед ним внезапно возник Молчун, одетый для дороги, и сказал напористо:

— Пора ехать!

— Что случилось? Куда спешить? — Джон принялся протирать глаза.

— Нам надо немедленно уезжать… Я увожу отсюда женщину… Лесное Лекарство!

— Что? — Сон как рукой сбросило с англичанина. — Та индеанка? Красавица? Ты похищаешь её? Как же так? Что они, дикари, с нами сотворят, если настигнут?

— Меньше спрашивай, сейчас время не разговоров, но быстрых шагов…

Утро стояло тихое и сонное. Туман обступил стойбище со всех сторон. Никто не обратил внимания на то, как три всадника и две навьюченные лошади лёгкой рысью выехали из деревни.

Вечером того же дня Лесное Лекарство подобралась к Молчуну и сказала:

— Твой белый друг не из этой жизни. Он погибнет.

— Не понимаю тебя.

— Я не вижу его в моей жизни. Вижу тебя, вижу Сидящего Волка, вижу многих других. Они связаны со мной. Но не вижу его. Нет его следов. Каждый человек может идти туда, куда ему дозволено Творцом. Но если он приходит в неположенное место, рука Великого Духа останавливает его. Я не вижу, чтобы твоему белому другу полагалось быть в стране Абсароков. Он ошибся. Он забрёл не туда. Ему нужно немедленно уходить отсюда…

После отъезда из стойбища Джон сделался напряжённым, его говорливость исчезла, он замкнулся в себе. Марсель Дюпон то и дело перехватывал его тоскливые взгляды, устремлённые на Лесное Лекарство. И эти взгляды бередили его собственную страсть. Не проходило ночи, чтобы он не подминал под себя Лесное Лекарство и не впивался в неё пламенеющим членом, в то время как смущённый англичанин старался отвести глаза. Будь она одной из прежних жён, Молчун с щедростью, принятой у дикарей, уступил бы её Джону на несколько ночей. Но Лесное Лекарство целиком завладела его существом, и при мысли о ней он испытывал хищную звериную жадность.

Как-то вечером Джон Браун немного приотстал от Молчуна и Лесного Лекарства. В это время из тёмного бора справа появилось с десяток обнажённых всадников. Атака была совершенно внезапной и на редкость безмолвной. Дикари промчались мимо белого человека, растерянно поднявшего руки над головой и что-то закричавшего, и первые двое из них пустили стрелы. Остальные вдруг завыли по-волчьи и поочерёдно стукнули Джона по плечам и голове древками копий. После этого они как-то сразу смолкли и ускакали в опускавшиеся сумерки.

Вцепившись пальцами в рубашку, прибитую стрелами к взмокшей груди, англичанин тихонько постанывал, пока к нему спешили Молчун и Лесное Лекарство.

— Какая-то совершенно нелепая и бессмысленная смерть, — пробормотал он и боком съехал с седла. Его голова ударилась о землю, неуклюже подпрыгнула, и всё тело вдруг задрожало.

Молчун спрыгнул с коня на скаку и едва не упал подле распростёртого Джона.

— Пока не поздно… Марсель… помнишь, я обещал открыть тебе маленький секрет об американском языке?

Траппер растерянно кивнул.