– Нет, – коротко отреагировал Раздорин.

– Жаль. Кстати, Вячеслав Германович, мне кажется, или станционный городок должен быть в другой стороне?

– Что-о? – изображая недоумение, протянул мой визави, и в следующую секунду в меня ударил какой-то сложный конструкт. Ах ты ж м-мать! Больно!

Судя по всему, я отреагировал не совсем так, как рассчитывал «коллега». Но времени на размышление нет. «Барринс» выскочил из кобуры и сухо щелкнул бойком. Дьявол! Осечка!

Удар рукоятью в очередной раз сломал моему спутнику нос, и Раздорина, или как его там по-настоящему, просто-таки вынесло из экипажа. Крики, шум, гам! Ржание лошадей… Я не стал дожидаться, пока товарищи моего похитителя нашпигуют салон экипажа свинцом, и рыбкой нырнул следом за псевдоколлегой вон из экстренно тормозящей кареты. Перекат и вновь боек вхолостую щелкает по капсюлю. Да что это такое, а?! Раздорин поднимается метрах в десяти от меня и зло щерится. В отличие от моего «Барринса», его барабанник осечек не дает, и я ныряю вперед и в сторону, уходя с линии огня. А в следующий миг мне в затылок прилетает что-то тяжелое, и сознание уплывает. Падая, успеваю лишь заметить идущего ко мне возницу нашего экипажа, сжимающего в руке какую-то длинную веревку. Темнота.

Довольно мягкое сиденье подо мной основательно тряхнуло, и я поморщился от пронзившей виски боли. Что за манера у здешних похитителей – лупить своих жертв по голове?! Да и ребра подозрительно ноют… Ох, ладно. Сейчас, кажется, совсем не время для подсчета ран. Судя по всему, меня запихнули в тот же экипаж, в котором мы и выехали из Брега. Почему я не уверен в этом на сто процентов? Потому что у меня на глазах повязка, а руки скованы примитивными наручниками за спиной, так что судить об окружающей обстановке я могу исключительно на слух. А он уверяет, что в экипаже кроме меня никого нет.

Я аккуратно и очень осторожно разомкнул спасшую меня сегодня «хрустальную сферу» и распустил вокруг щупы. Пусто, как я и предполагал, в экипаже больше никого нет. Попытался вывести свое внимание за пределы экипажа, но не вышло. Какой-то ментальный конструкт, наложенный на карету, преградил мне путь, и обойти его я не смог. Ни ментально, ни физически. Хм. Теперь понятно, почему здесь нет конвоира. В таких условиях в нем просто нет надобности. Ладно… Начнем с малого. Первым делом попробую освободиться от пут, а там уж буду думать, как выбраться из всей этой истории вообще и телеги в частности.

Не успел. Наш экипаж прогрохотал по чему-то вроде моста и, резко свернув, вкатился на ровную дорожку. Скорее всего, песчаную, поскольку трясти стало значительно меньше, да и звук, издаваемый экипажем, изменился. Вместо стука ободьев по ухабам, теперь из-под кареты доносился лишь тихий шорох песка… или очень мелкой гальки. А вот кареты с полицейскими не слышно, совсем.

Экипаж замер на месте, и я поспешил вновь заблокироваться, успев напоследок ощутить, как спадает защитный ментальный конструкт со стен кареты. Дверь распахнулась, и меня в четыре руки выволокли наружу. Повязку с глаз никто снимать не стал, как был, так и потащили куда-то. Подхваченный под руки, я успел пересчитать ногами с десяток ступеней, по которым меня спустили в какое-то подобие подвала или погреба, и довольно неаккуратно бросили на пол, так что отбитые ребра напомнили о себе с новой силой. Нет, скорее всё же погреб… по крайней мере, запах квашеной капусты чувствовался весьма отчетливо. И всё это без слов. Хм. Ой, не нравится мне всё это. Совсем не нравится!

Не могу сказать точно, сколько времени я провел в этом погребе, сидя на каменном и весьма холодном полу, но когда мои конвоиры вытащили меня наверх, уже наступил вечер. Почему я в этом так уверен? Прохлада совершенно вечерняя, да и запахи, окружившие меня, не могли обмануть. Точно вечер. Эх, там Лада, наверное, уже с ума сходит, а я здесь торчу. Вот ведь…

Меня затащили в какой-то дом, шаги конвоиров отдавались эхом от явно высоких потолков. Скрипнули двери, и один из моих провожатых рывком усадил меня на стул.

– Снимите с него повязку. – Знакомый голос. Свет больно резанул по глазам. Неужели сейчас я увижу заказчика этого шоу? Проморгавшись, фокусирую взгляд на двух судариках, расположившихся за столом. Ну, первый – Раздорин, фальшивый дознаватель с распухшим носом-сливой, а второй… не знаю. Первый раз вижу этого толстяка. Нет, он не похож на гору сала, скорее эдакий колобок, немолодой уже человек с брылями, обширными залысинами, тремя подбородками и маленькими свиными глазками… хм, возможно, я необъективен, но у меня есть на то все основания, честное слово.

– И еще раз здравствуйте, Виталий Родионович. – Право, акулья улыбочка вкупе с потерявшим всякую форму разбитым носом выглядит довольно мило.

– Не могу пожелать вам того же. – Отражаю ухмылку моего собеседника, и тут же огребаю по шее от стоящего за моей спиной конвойного. Неприятно.

– Умерьте свой пыл, господин Старицкий. – Скривился Раздорин. Ого! Как полыхнул в его сторону взглядом толстяк. Интересно. А псевдодознаватель не заметил. – Как вы понимаете, здесь вы находитесь в нашей власти. И только от вас зависит, как будут развиваться наши отношения.

– Увольте, я не по этой части, неуважаемый. – Хех. Долго же до них доходит. Несколько секунд оба моих собеседника сверлят меня непонимающими взглядами. Во, дошло! Ох. Опять прилетело по шее от конвоира.

– Что ж. Я так понимаю, сотрудничать вы не желаете, – пряча ярость за деланым вздохом, констатирует Раздорин и, переглянувшись с толстяком, разводит руками. – Тогда нам не остается ничего иного, кроме как провести глубокий ментальный допрос.

Стоило псевдодознавателю кивнуть, как конвоир вздернул мою голову, а еще один, подскочив откуда-то сбоку, подсунул мне под подбородок своеобразную подставку. Кожаные ремни захлестнули шею и темя, намертво зафиксировав положение головы. Что называется, ни вздохнуть, ни… Скоростные дядьки. И явно вытворяют этот фокус не в первый раз.

Раздорин подал знак, и передо мной поставили еще один стул, на который он и уселся, так что наши глаза оказались на одном уровне. Псевдодознаватель коснулся пальцами моих висков, и я понял, что не в силах не то что моргнуть, но даже просто отвести взгляд. Классный фокус.

А дальше начался собственно допрос, но почти тут же и застопорился. Нет, я честно ответил, как меня зовут и откуда я приехал в Хольмград, но вот когда Раздорин задал вопрос о том, где я жил до приезда в Киево городище, а я не менее честно ответил, что именно там и появился на свет, псевдодознаватель резко откинулся на спинку стула и, потерев ладонью лоб, развел руками.

– Это бесполезно, Роман Георгиевич… я вообще его не чувствую. Может, медикаменты?

– С удовольствием вас расстрою… – хмыкнул я, мысленно отметив, как дернулся «колобок», когда Раздорин назвал его по имени-отчеству. – Пилюли-говоруны на меня давно уже не действуют. Спасибо Особой канцелярии.

– Тогда остаются только пытки… – Вздохнул Раздорин, улыбаясь мне своей фирменной «акульей» улыбочкой. Убью гадину.