Мамуля воспользовалась моментом, чтобы еще раз, гораздо более многословно и эмоционально, чем прежде, пересказать Трошкиной историю своего открытия. Я имею в виду открытие шкафчика, в коем помещалось то голое мужское тело, которое в последнее время интересовало наш маленький женский кружок куда больше, чем обнаженная натура дорогих и любимых мужчин. Мамуля уже успела трансформировать свои жуткие впечатления в изящный литературный ужастик, текстовую часть которого она дополнила живыми картинками в собственном исполнении. Проворно выскочив на середину комнаты, наша писательница стала показывать, как она вошла в раздевалку, как уронила сумку, как обшаривала шкафчики и светила фонариком. Я уже начала морально готовиться к просмотру пугающей миниатюры «Труп в шкафу», но тут Трошкина вдруг крикнула:

– Стоп!

Подумав, что подружка критикует мамулин миманс, я подсказала ей следующую реплику в духе Станиславского:

– Не верю!

– Не верю своим ушам! – по-своему развила тему Алка. – Варвара Петровна! Вы же сказали, что подсвечивали себе фонариком? А это что у вас в руках?

– Фонарик! Разве нет? – не совсем уверенно промолвила мамуля, показав нам маленькую серебристую штучку, которую я лично рассматривать не захотела.

Хватит с меня на сегодня маленьких серебристых штучек, чреватых сюрпризами!

– Никакой это не фонарик! Это сувенирный брелок ночного клуба «Папайя»! – горячилась Трошкина. – Я знаю, мы с Зямой вместе были на той вечеринке, где их раздавали всем гостям.

– Почему – не фонарик? Он же светится? – недоумевала мамуля.

– Коктейль «Пикирующий бомбардировщик» тоже светится! – отбрила Алка, продолжая делиться с неискушенной мамулей своим опытом ночной жизни.

Зяма успел-таки приобщить ее к нескучной богемной жизни.

– Варвара Петровна, вы поймите, это же не простой свет! Это клубный свет!

– Флюросвет! – я со знанием дела подсказала синоним. – Такое, знаешь, особое освещение, в лучах которого скромные белые одежды и дешевые вставные зубы обретают дивное фосфорическое свечение…

И тут до меня дошло, к чему клонит сообразительная Алка.

– Та татуировка! – воскликнула я. – Она не обычная! Она видна только при клубном освещении!

– Вы думаете… Да! Но как же тогда? – не договорив начатую фразу, мамуля упала духом. – Получается, что мы рано реабилитировали инструктора! Неужели мне придется снова пробиваться в тюрьму, чтобы посветить ему на плечо этим синим светом? А он, небось, сквозь зеркальное стекло и не пройдет!

Она расстроилась:

– Выходит, у пропавшего голыша нет никакой особой приметы? Вернее, она даже чересчур особая, такая, что невооруженным глазом не разглядишь!

– Круг подозреваемых расширился несказанно, – пробормотала Алка. – Выходит, голышом из шкафчика может оказаться практически любой мужик из тех, что находились в здании в момент убийства!

– Все же не любой, – возразила я. – А только такой затейник, который бреет ноги, оставляя одинокий вихор на заднице.

Тут мы с Трошкиной переглянулись и в один голос воскликнули:

– Педик Руперта!

– Простите?

Мамуля была не в курсе гомофобских страданий Крошки Ру, и мы быстренько ввели ее в курс дела. Зато она свежим взглядом заметила то, что прозевали мы с Алкой.

– Допустим, в шкафу сидел именно этот пе… юноша нетрадиционной ориентации. Как же он туда попал из бассейна? Я сомневаюсь, что мужчина мог незаметно войти в женскую раздевалку на глазах у множества людей. Сколько народу было тогда в бассейне, Дюша, ты помнишь?

– С инструкторами и уборщицами – дюжины две, – ответила я и задумалась.

Из раздумий меня вывело явление Зямы. Он завалился в комнату, бухнулся на диван рядом с Трошкиной, по-родственному привалился к ней плечом и осчастливил нас сообщением:

– Радуйтесь, я принес вам добрую весть: мы починили телефон!

– Благодетель, – буркнула я.

А Алка молча загнула губы крючками вниз, благодаря чему ее лицо стало похоже на морду лосося, упорно штурмующего перекат. Ожесточенно сопя, она сучила ножками, пытаясь вынырнуть из мягких подушек и крепкого, как в вольной борьбе, захвата Зяминой правой. Напрасно братец думал, будто совместное участие в операции по моему спасению вновь сблизило его с Алкой. Трошкина не желала зомбировать замерший роман! Она уже вычеркнула из личного перечня мужчин, пригодных к использованию в брачных играх, всех дизайнеров вообще и великолепного Казимира Кузнецова в частности. С учетом того факта, что ранее Алка уже исключила из своего матримониального списка военных, милиционеров, спортсменов и волонтеров виртуальных компьютерных битв, из представителей героических профессий ей остались только каскадеры, моряки и летчики-космонавты. Я подумала, что надо подарить подружке открытку с фотографией Гагарина. Пусть попробует с ее помощью доукомплектовать образ мужчины своей мечты на карте желаний. Пожалуй, героический лик Гагарина вполне подойдет к героическому же телу Бандераса, надо будет только шлем скафандра отрезать, потому что в гермошлеме не поцелуешься, а какой же идеальный роман без нежных ласк?

Я вдруг осознала, что сама довольно давно лишена плотских утех, закономерно вспомнила своего штатного утешителя – бравого капитана Кулебякина и тут же получила убедительное подтверждение гипотезы о существовании телепатии:

– Дюша, детка, тебя к телефону! Денис звонит, – позвал из прихожей папуля.

Я вышла из комнаты и глубоким грудным голосом разнеженно мурлыкнула в трубку:

– Здравствуй, милый!

– Привет, – настороженно отозвался капитан Кулебякин. – Что-то случилось?

Я мысленно сделала себе зарубочку на память: нельзя надолго лишать милого любви и ласки, даже при наличии на то уважительных причин. Глядите-ка, он уже отвык от нежного обращения! Еще чуть-чуть – и может совсем отбиться от рук. А зачем мне это надо? В моем собственном списке женихов зачеркнутых строчек больше, чем в черновой рукописи «Евгения Онегина»!

– Ничего не случилось, все в полном порядке! – беззаботно напела я. И с придыханием добавила: – Любимый…

А любимый, этот грубый и черствый мент, нисколько не растрогался и с обидным недоверием продолжать выспрашивать:

– Не заливаешь? Если ничего не случилось, почему у вас все телефоны молчат?

– Ушли в глухую несознанку! – съязвила я, мгновенно пожалев о проявленной слабости.

Я-то думала, что наш капитан по ласке стосковался, а он просто бдительность проявляет!

– Инка, не хами мне, – миролюбиво попросил Денис. – А то новостей не узнаешь.

– Кулебякин, не угрожай мне! – в тон ответила я. – А то вычеркну!

– Что ты вычернишь? – не понял мой туповатый милицейский друг. – Забудь про черный цвет, я как раз звоню сказать, что траур отменяется. Катерина Максимовна передает вам всем привет и просит сварить ей рыбный супчик по-испански. Или по-исландски? Надо же, забыл…