Так на свет и появился шарфик, плод недельного труда, который днем прикрывал шею своего хозяина, в случае необходимости принимая прочность стальной горжетки благодаря насыщающей его магии и подпитываясь от ауры создателя, а по ночам обрывал жизни слишком беспечно заботящихся о своей безопасности преступных элементов, достаточно могущественных, чтобы быть Кассандре соперниками. И мог он не только душить. Воткнуть в практически живую ткань иглу, смазанную ядом, ничего не стоило, а крепко спящие люди от одного укола куда-нибудь в бок просыпались редко. Также сделанный моими руками артефакт мог просто-напросто выжать из себя вредную для человеческого здоровья жидкость в какой-нибудь бокал, в результате чего очередной главарь умирал после завтрака или даже обеда в окружении своих верных сподвижников, которые немедленно начинали подозревать всех вокруг и вырывать друг у друга из зубов такую желанную власть.

Примерно после десятого убийства, хладнокровного и расчетливого, у меня стали сдавать нервы. Одно дело бой, когда или ты, или тебя, другого варианта развития событий просто нет, но четкое, распланированное и практически регулярное, по графику, лишение жизни людей, не успевших сделать лично тебе ничего плохого, это уже совсем другой коленкор. Хоть последствия в виде чужих хладных тел и идентичные, но все равно в душе после устранения очередной цели появлялось такое чувство, словно туда целый кошачий батальон нагадил. Татуировке на щеке, впрочем, метания ее обладателя были, судя по всему, глубоко безразличны. Покровительница на связь тоже не выходила, но оно и к лучшему, думаю, продолжительного общения с морской богиней никакая нормальная психика не выдержит. Начались кошмары, вспышки раздражительности, постоянная нервозность. Не знаю, чем бы все кончилось, но нашлось хорошее успокоительное. Кассандра.

После припадка гнева, обернувшегося для осмелившейся ляпнуть что-то нелицеприятное в мой адрес бабищи неопасным, но болезненным и сильно пугающим кровотечением из носа, ушей и даже глаз, девушка заперла меня в крохотном чулане, единственном по-настоящему уединенном помещении во всем микробараке, сделанном недавно при помощи оставленных у котлована стройматериалов, и потребовала объяснений столь неадекватного поведения. Я высказал все. Что было, что думал, что нафантазировал и накрутил в уме. В ответ же практически сразу посыпался такой ворох проблем и эмоций взявшей власть в свои руки лишенной титула аристократки, что в нем мог бы утонуть и аквалангист. Короче, нешуточный стресс у нас назрел у обоих. И он снялся. Самым естественным образом, слышимым, вероятно, на весь барак. А мне потом пришлось спешно искать новые штаны взамен порванных в любовной горячке гвоздем, торчащим из стенки и не вовремя попавшимся под самое мягкое место. Железяка была спешно загнута, а едва не прерванный на середине процесс продолжился, но вот гардероб понес с трудом восполнимую потерю.

После такой разрядки кошмары как-то притихли. Да и нервозность исчезла на денек, сменившись приятной истомой. До следующего убийства, во время которого затаившийся на крыше сарая волшебный шарф столкнул на голову выходившему из него главарю, мускулистому татуированному детине, прибывшему в лагерь совсем недавно (но уже успевшему основательно запугать людей и собрать из них себе стаю верных шакалов), с немалым трудом пролевитированный туда предыдущей ночью камень. Громила, правда, от удара предметом в пару-тройку килограммов по маковке всего лишь потерял сознание, но его тут же прирезал кто-то из подручных, немного задержавшийся перед тем, как рвануть на вершину барака, искать врага. Тряпку, уносимую в сторону порывами сурового горного ветра, если кто-то из преступников и заметил, то значения ей не придал. А меня после сообщения об успешной миссии пригласили все в тот же чуланчик для развернутого доклада, спровадив погулять разухмылявшуюся Сандру, начавшую давать воспитаннице советы весьма похабного толка.

В покушении на ее честь меня однорукая мутантка обвинять, к счастью, и не думала. Вероятно, в связи с тем, что опыт амурных дел у аристократки имелся, причем не такой уж и маленький. Да и годочек ей шел уже двадцать второй, а брачный возраст в этом мире начинается лет с пятнадцати, и отсутствие у девушки мужа и детей было вызвано лишь опалой на ее некогда великого деда, сейчас практически потерявшего свои земли и власть. Ну и полученным воспитанием, не без того. Старый аристократ, по словам воительницы, был ее полной копией, только не того пола и совсем дряхлой, а его сыночек, лет десять назад зарезанный наемным убийцей вместе с супругой, всегда больше смахивал на капитана пиратского корабля, чем на благородного дворянина в черт знает каком поколении.

За какой-то месяц главари организованных сообществ в лагере вымерли посредством естественного отбора, а «женский батальон», оставшийся единственной реальной силой, осмелел настолько, что занял оставленные легионерами казармы как самые теплые и удобные помещения, в одном из которых моя комната, разумеется, по чистой случайности, соседствовала с покоями аристократки. Правда, при завозе новых преступных элементов в обязательном порядке находились те, кто пытался свергнуть установленные порядки, что ж, котлован им пухом.

Те, кто выступал в открытую, убивались на прилюдной дуэли Кассандрой. Иногда, если цель выглядела чересчур серьезной, вызов новоявленному претенденту на власть бросала Сандра. Отказаться он не мог. За спиной однорукой воительницы, внешность которой наводила на подозрения не о суперспособностях, а о запущенной проказе, стояли два десятка бывших крестьянок с полукустарными арбалетами, честно купленными у легионеров, якобы потерявших оружие в ходе учений, за деньги, еду, амулеты моего производства и натуроплату. Пару раз и самому пришлось вступить в бой, когда к нам присылали мелких, но крайне амбициозных колдунов, по какой-то причине не заинтересовавших инквизицию.

Первый продемонстрировал любопытную технику, разом опустошив свой резерв, но таки сумев начаровать прицельно ударившую вниз с ясного неба молнию, достойную тропического тайфуна. Как выжил, не знаю, подозреваю вмешательство морской богини, не желающей лишиться любимого развлечения в моем лице. Волосы, во всяком случае, стояли дыбом и притягивали к себе всякий мусор потом целый день. Хорошо хоть убить обессилевшего волшебника труда не составило. От банального кинжала, воткнутого ему в грудь при помощи телекинеза, тот защищался лишь методом бестолкового размахивания руками. Если бы в тот день дал себе труд подумать, то, наверное, даже пощадил бы его. Но увы, на тот момент, оседая после знакомства тела с неизвестным количеством вольт, был полностью уверен — умираю, а потому бил от души. Способности к исцелению, выразившиеся в полурефлекторной попытке унять боль и залатать полученные повреждения, проснулись уже тогда, когда противник остывал.

Второй же колдун, оказавшийся коллегой, чернокнижником и некромантом, от которого знакомо разило смертью, выдавая получившего силу от потрошения энергетических оболочек трупов, скорее всего являлся присланным по душу Кассандры убийцей. Вот только парень хоть и превосходил меня в мастерстве на голову, оставаясь при этом не слишком сильным в магическом плане, совершенно не учел психологии людей его окружавших. Когда он, небрежными пассами уводя в стороны все, что я в него кидал, метнулся к котловану и начал какое-то заунывное пение, в такт которому зашевелилась земля, набросанная похоронной командой (выделенной новой бабской властью) поверх самых свежих тел, то столпившиеся на бесплатное представление заключенные моментально вспомнили о характерных способностях неупокоенных. В частности об их вечном голоде и трудностях с тем, чтобы лечь обратно в могилу и не выбираться потом на охоту от каждого чиха рядом с их хладными телами. Чародея просто затоптали. В чисто профилактических целях, для получения возможности спокойно спать. Оставалось лишь порадоваться за снявшуюся саму собой проблему и пойти обыскать размазанные по земле останки темного чародея. Кстати, ни одного сеанса магии смерти лагерники в моем исполнении никогда и не видели. Хотя бы потому, что я их и не проводил. Зато целительство, в котором я практически не отказывал, заставило их если не уважать, то ценить полезного советника самозваной клейменой королевы всех каторжников.