Он, не двигаясь, глядел на меня. На его лице был написан испуг.

— Что тебя ждет?

— Пещера. Хрустальный грот. Иногда мне кажется, что это смерть, иногда — рождение, источник прозрения. Я не могу сказать точно. Но когда-нибудь узнаю. А пока мне не слишком страшно. В конце концов я приду в пещеру, равно как и ты... — Я запнулся.

— Что я? — быстро спросил он. — Куда приду я?

— Я хотел сказать «как и ты найдешь свою старость».

— Это ложь, — грубо парировал он. — Я видел твои глаза. Когда ты начинаешь предвидеть, твои глаза становятся необычными: зрачки расширяются и затуманиваются, будто ты мечтаешь. Но взгляд не мягчает. Твои глаза холодны, как металл, ты не замечаешь, или не хочешь замечать, что происходит вокруг. Тебя нет, будто ты перенесся куда-то. А остался один голос. Как рог, в который дуют и который издает звук. Конечно, я видел тебя таким всего пару раз, но зрелище сверхъестественное, пугающее.

— Это пугает и меня, Кадал. — Зеленая туника соскользнула с меня на пол. Он подал серое одеяние, которое я носил как пижаму.

— Я тоже боюсь, — задумчиво, как бы обращаясь к самому себе, сказал я. — Ты прав в отношении ощущения. Я чувствую себя пустой раковиной, которой что-то движет. Говорю, вижу и думаю о вещах до сей поры мне незнакомых. Но неправильно полагать, что я ничего не чувствую. Мне больно. Возможно, потому, что не могу распоряжаться тем, что говорит во мне. Не могу пока руководить. Но буду. Научусь. В этом заключается настоящая сила. Буду различать в своих предсказаниях человеческое предчувствие и божье провидение.

— Ты заговорил о моей смерти. Какова она будет?

Я взглянул на него. Странно, но Кадалу было труднее солгать, нежели Утеру.

— Но я не видел твоей смерти, Кадал. Не видел ничьей смерти, кроме своей собственной. Я собирался сказать «равно как и ты найдешь себе могилу в чужой земле» — мне известно, что для британца это хуже чем смерть. Но мне кажется, что тебя ждет именно это, если ты останешься моим слугой.

Его взгляд просветлел, и он улыбнулся. В этом и заключается сила, подумал я, если мое слово способно испугать таких людей, как он.

— Без проблем, — ответил Кадал. — Даже если меня не попросят, я останусь с тобой. Тебе легко и приятно служить.

— Неужели? Я думал, ты считаешь меня своевольным дурачком и занудой.

— В этом весь ты. Я не говорил подобных вещей никому из твоего сословия. Ты же, услышав их, рассмеялся. Ты ведешь себя вдвойне по-королевски.

— Вдвойне по-королевски? Не могут же мой дед и... — я остановился, увидев выражение его лица. Он сказал необдуманные слова и теперь, раскрыв рот, пытался поймать их и проглотить обратно.

Кадал молчал, стоя, где стоял, с грязной туникой в руках. Я медленно поднялся, забытая пижама сползла на пол. В его словах не было надобности. Как я не догадался об этом раньше, когда стоял перед Амброзиусом в зимнем поле, освещаемый светом факелов. Он узнал. Сотни людей догадывались. Мне вспомнились косые взгляды, бормотание командиров, почтение слуг, которое принял за уважение к приказам Амброзиуса. Теперь же я понял, что это являлось проявлением почтения к его сыну.

Комната по-прежнему напоминала пещеру. Пламя за решеткой мигало, его свет тонул в бронзовом зеркале. Я посмотрел в него. Освещенная огнем бронза отражала мое обнаженное тело, похожее на невесомую тень. Лицо, однако, в игре света и тени было различимо. Я увидел его лицо таким, какое оно было, когда он сидел у камина и ждал. Ждал, чтобы расспросить меня о Ниниане.

В этом месте Провидение вновь изменило мне. Я открыл для себя, что люди, обладающие божьим провидением, зачастую слепы как простые смертные.

— И все знают? — спросил я Кадала.

Он кивнул, даже не спросив, что я имел в виду.

— Просто ходят слухи. Иногда ты очень похож На него.

— Утер, наверное, догадался. Разве он не знал?

— Нет. Он уехал, прежде чем распространилась молва. Но он взъелся на тебя не поэтому.

— Рад слышать. Почему же? Из-за происшедшего в загоне у стоячего камня?

— Из-за этого и многого другого.

— Из-за чего же?

— Он думал, что ты являешься наложником Графа, — прямо ответил он. — Амброзиус не увлекается женщинами, равно как и мальчиками. Но Утер не может себе представить человека, который не побывал с кем-нибудь в постели семь раз на неделе. Когда его брат проявил к тебе такое внимание, поместил тебя в своем доме и приставил слугу, Утер сделал однозначный вывод.

— Понятно. Он сегодня сказал что-то об этом. Но я подумал, что он просто вспылил.

— Если бы он пригляделся к тебе или послушал, что говорит народ, то понял бы, в чем дело.

— Теперь он понял, — уверенно сказал я. — Он понял это на дороге, увидев подаренную мне Графом брошь с драконом. Конечно же, до него дошло, что Граф не подарит своему наложнику королевский вензель. Утер попросил даже поднести факел и всмотрелся в меня. — Здесь меня осенила еще одна мысль. — И Белазиус, наверное, знает.

— А, да, — ответил Кадал, — знает. Но почему?

— Судя по его поведению. Будто он знал, что не может меня коснуться. Возможно, поэтому он и попытался запугать меня проклятием. Он очень хладнокровен, правда? Должно быть, ему пришлось крепко подумать. Белазиус не мог просто убрать меня с дороги за святотатство, но ему было надо, чтобы я молчал. Отсюда и взялось проклятие. И... — я остановился.

— И что еще?

— Не удивляйся. Еще один залог того, что я буду держать язык за зубами.

— Бога ради, скажи, что?

Я передернул плечами, вспомнив, что до сих пор стою голый, и потянулся за пижамой.

— Он сказал, что возьмет меня с собой в святилище. По-моему, он хочет сделать из меня жреца.

— Он так и сказал? — к уловкам Кадала против нечистой силы мне не привыкать. — Как же ты поступишь?

— Отправлюсь с ним. Схожу разок. И не смотри так, Кадал. Сто против одного, что мне не захочется появляться там во второй раз. — Я прямо взглянул на него. — В этом мире не существует ничего, к чему бы я не был готов, даже бога, к которому я не могу приблизиться. Если мне нужно прибегнуть к его помощи, я должен познать его. Понимаешь?

— Откуда? О каком боге ты говоришь?

— Думаю, существует только один бог. Конечно, есть разные боги, они живут везде: в полых холмах, с ветрами, в море, в траве, по которой мы ходим, в воздухе, которым мы дышим, в тени, где их ждут люди, подобные Белазиусу. Но я верю, что существует только один настоящий бог, подобным бескрайнему морю. В конце концов все мы — маленькие боги, и люди, подобно грекам, стекаются к нему. Ванна готова?

Через двадцать минут я закрепил голубую тунику на плече брошью с драконом и отправился к своему отцу.

12