Бумага лезла и лезла, получался настоящий постер, пусть и самодельный, но несомненный в своем характере. Принтер то вжикал, то подвывал чуть не на весь зал, в котором обычно стояла тишина, и все больше посетителей поднимали голову, чтобы понять, что же я такое печатаю? И что я тут столько дней так отчаянно искал.

Я щелкал по клавишам, как космонавт, пытающийся предотвратить катастрофу своей ракеты, но бесполезно – файл уже был загружен в буфер проклятой печаталки, и как его очистить со своего рабочего места, я не знал. А плакат с Пестелией изогнулся так, что девица, как живая, лезла на весь зал, и откровенность ее позы казалась лишь более вызывающей.

Все больше голов потрясенных, шокированных посетительниц поворачивались от принтера уже ко мне, игнорируя Золотце, которая улыбалась им всем с видом абсолютной победительницы как раз в том соревновании, в котором большинство из них проигрывало… Я мог, конечно, сделать вид, что это просто шутка, но за распечатки полагалось платить, а кроме того, любая библиотекарша запросто установила бы, кто заказал эту распечатку. И кроме того, мне была нужна физиономия Пестелии, пусть даже в таком виде… Вернее, теперь я был не против такого ее вида – я представил, как повешу ее на стену в моей гостиной и смогу любоваться на нее, когда вздумаю, и почувствую, что еще живу на свете.

В общем, я поднялся, гордо вскинув голову, прошел через весь зал, мимо всех моих соседок, столь искушенных в игре взглядами, а может, и не только, я же не проверял, подошел к пунцовой выдавальщице на вахте, оплатил портрет, свернул его трубочкой и ушел, дав себе обещание следующий раз воспользоваться другой библиотекой.

Дома я еще раз рассмотрел ее. И остался доволен. Это была неизмененная женщина редкостной красоты, с кожей цвета старого, чуть красноватого золота. Та статейка, которая рассказывала о провале двух купленных, скорее всего, Сапеговым наемников для ее похищения, была права – нам такие и самим пригодятся. И я решил, что нашел именно ту приманку, которую искал.

Снять Золотце на месяц стоило более сотни тысяч общерусских плюс налог, но как меня известили, за пару дней до моего звонка она освободилась, и хотя я не был записан в ее очередь, если бы я согласился заплатить какие-то деньги за срочность, все можно было устроить. Разумеется, я согласился, но таких трат пока не предусматривал, поэтому пришлось экономить и платить только за две недели.

Но когда увидел ее вблизи, решил, что экономил зря. Она этих денег стоила. Она была хорошей, милой, не очень крупной и даже как бы обычной девицей, с какими довольно часто встречаешься на улице и проходишь мимо. И лишь вглядевшись в ее лицо, в ее постоянно смеющиеся глаза, становилось ясно, что эта безыскусственность, отказ от каких-либо акцентов, умение не выделяться ни одной мелочью, эта как бы внешняя стертость облика – похожи на манеру очень хорошей актрисы, которая еще не знает, кем станет в следующей постановке.

Да, скорее всего, она была именно актрисой. Конечно, ее профессия подразумевала, и ей приходилось спать с клиентом, но не с кем попало и вовсе не как попало. Это была своего рода игра, только сценой была жизнь клиента, его быт, его дом и воспоминания, его идеи и мечты, которые она воплощала в жизнь. Именно это и было ее работой – удовлетворять самые замысловатые фантазии клиента, придавая его мечтам аромат свершенности. Разумеется, публика отсутствовала, но от этого игра не становилась легче, а ограничений на талант и совершенство исполнения не предусматривалось, как и в подлинном искусстве.

Нас отвели в небольшую комнатку, лишенную каких-либо признаков публичного дома, даже очень дорогого, скорее напоминающую место для деловых переговоров, и оставили вдвоем. И лишь тогда я понял, что не я ее, а она меня будет выбирать. Я даже испугался на мгновение, что она откажется и моя игра пойдет прахом. Поэтому постарался быть обаятельным.

Став разговорчивым, я почти без зазрения совести вчитался в ее довольно ясное сознание и понял, как она в действительности работает. Это была не проституция, это было какое-то более сложное, совершенное мастерство, присущее в нашем мире, кажется, только древним. Так работали гейши на Востоке, такими были, вероятно, знаменитые гетеры античности, такими остались иные наши современницы, если мы умели это качество в них различить.

В общем, я стал в нее слегка влюбляться, даже не собираясь этого делать. Главное, что меня привлекло, в ней не было ничего от вульгарности даже и дорогой проститутки. Она держалась, разговаривала, шутила со мной, как старый друг или как старинный семейный врач, приглашенный на консилиум, где решающее слово принадлежит не ей, но и ее голос может стать, при необходимости, важным.

Конечно, она спросила меня, что нужно сделать. Я ответил, что нужно просто жить в маленькой квартире, а подробности объясню потом, если она захочет и если позволят обстоятельства. Признаться, тут я не знал, как действовать. Рассказать ей все было невозможно. Чем бы ни кончилось мое предприятие, Охранка очень быстро выйдет на нее как на соучастницу, они пропустят ее через сотню своих мясорубок, фильтров и допросных машин, а мне хотелось, чтобы она не пострадала, чтобы ее оставили в покое, отпустили с миром.

И даже если ее не поуродовали бы сверх меры, ей грозила другая беда – ее могли заставить плясать под дудку Охранки. А это мои бывшие коллеги умели. Затем, выжав человека досуха в назидание другим, его чаще всего безжалостно вышвыривали на помойку или приканчивали из патологического страха, что хоть малая толика информации станет известна врагам.

В общем, подумав, я не стал скрывать своих опасений и почти объяснил, почему вынужден секретничать, и она поняла. Это была удача – эта Пестелия, со всем, что было ей свойственно. Так, шаг за шагом, я начал понимать, почему Сапегов положил на нее глаз и почему владельцы отказались ему продать ее, словно обычную рабыню, и даже, не задумываясь, пошли на силовые меры, когда это потребовалось.

Уже минут через двадцать она согласилась, что для нее, как мне сообщил главный распорядитель – толстый, но подвижный, довольный собой и жизнью мужичок, ничуть не похожий на сутенера, – было рекордно коротким сроком. Обычно уламывать Пестелию приходилось неделями, даже месяцами, а большинству она вообще отказывала. И хозяева, по контракту, не могли ее принудить, иначе бы они потеряли ее вовсе.

Я и сам не очень понял, почему она согласилась на предложенную работу. Но все кончилось хорошо, я расплатился, подписал нашим общим с Джином именем контракт, заполнил какие-то громоздкие формуляры по страховке Золотца, по обещанию восполнить всякий вред, какой можно было только предусмотреть, кучу других обязательств, и уже вечером повез красавицу в заранее снятую квартирку, которая находилась недалеко от особнячка на Соколе, но все-таки не имела к нему отношения. Разумеется, я арендовал квартирку таким образом, чтобы по арендному договору невозможно было выйти на нас с Джином и, сверх того, довольно просто было понять, ведется ли за ней наблюдение или она чиста, как шотландское виски высшей пробы.

В такси, которое мы меняли раза три, причем в таких местах, которые сбили Пестелию с толку, поскольку она не очень хорошо знала Первопрестольную, она попробовала разговорить меня, но я вполне успешно отмолчался или, в пиковых ситуациях, отшутился, открыв для себя, что не поддерживать с ней беседу было трудным делом. Потом она успокоилась, она видела и не такое.