Прошло какое-то время, и дети попросили перевезти ее тело в Англию, и та, которую называли прекрасной Памелой, обрела покой на берегу Темзы.

Вечером 21 апреля 1794 горстка грубых, заляпанных грязью солдат, прошагав часть улицы Вожирар, остановилась у ворот старинного почтенного монастыря Карме, превращенного теперь волею революционного закона, по которому одна часть французов-санкюлотов уничтожала другую его часть, в совсем непочтенную тюрьму. Воины тесным кольцом окружали женщину, которая была ни жива ни мертва от ужаса.

Командир, который командовал этим отрядом, стукнул в дверь. В двери отворилось окошечко, и из него выглянул комендант, ничуть не краше командира.

– Подарок для тебя, гражданин, – объявил начальник отряда. – Получи, пожалуйста, баронессу!

– Еще одну! – заворчал комендант. – Да куда мне их девать, баронесс этих? У меня все камеры переполнены!

– Да она не толстая! Много места не займет! И зря ты жалуешься, гражданин, сегодня камеры переполненные, а завтра будут свободные. Революционный трибунал старается вовсю, чтобы места у тебя было побольше. Беда только в том, что тюрем в Париже много, а гильотина одна. Скажу прямо, что вторая была бы не лишней. Ну, давай, шагай быстрее! – скомандовал он арестантке, перед которой отворились ворота, подействовав своим скрипом на ее натянутые нервы, будто пила.

Арестантка была очень красивой женщиной лет тридцати в элегантном шелковом платье в белую и зеленую полоску с большим белоснежным муслиновым воротником и манжетами. Ее темные волосы отливали теплым золотом, из бархатных глаз текли потоками слезы. Она пережила огромное нервное потрясение, да и как иначе? В час, когда она собиралась лечь в постель, ее прелестную маленькую квартирку на улице Сен-Доминик наводнили эти варвары. Ее оторвали от детей – Эжена двенадцати лет и Гортензии одиннадцати, дав время только поцеловать их и надеть платье, которое она только что сняла. И одеваться она была вынуждена под любопытными взглядами своих палачей… А потом ее, дрожащую от страха и холода, привели в тюрьму, ужасную, в кровавых отблесках факелов.

Оставшись с глазу на глаз с «новенькой», комендант раскрыл толстую книгу, надел очки, взял перо и собрался вписать ее. Но когда она пролепетала фамилию, поднял голову и посмотрел на нее поверх очков.

– Богарне? У меня уже один такой есть.

– Это мой муж… – всхлипнула женщина, вытирая бархатные глаза крошечным платочком. – Мой бедный муж…

– Точно, что бедный! – засмеялся комендант. – Александр Богарне, один из чертовых никчемных генералов, которые ничем нам не помогли! Наконец-то республика решила открыть на них глаза! Но я хочу тебя сразу предупредить, гражданка. Если ты рассчитываешь тут ворковать с ним, то не надейся. У меня тут строго: женщины в одной половине, мужчины в другой. Такое правило, и я его соблюдаю. Ну, посмотрим, куда тебя девать? Ага, к гражданке Кюстин. Я забыл, что ее соседку перевели сегодня в другую гостиницу, так что она пока что одна. Ну пойдем, провожу тебя. Позабочусь, а потом сдам смену гражданину Сансону.

Любезное обещание вызвало у бедняжки новый поток слез, и, громко всхлипывая, она последовала за своим провожатым. Она так плакала, что тюремщик наконец не выдержал.

– Да чего ты так ревешь, черт тебя подери! Не бойся, не будет тебе тут плохо. Я же не какой-нибудь злодей. Я тоже кой-чего понимаю. Да ты сама спросишь у своего мужа! Вот уж хват, своего не упустит. Можешь расспросить и гражданку Кюстин. Похоже, они с твоим мужем отлично поладили.

Так Мари-Жозеф-Роза де Богарне, урожденная Таше де Ла Пажери, узнала, что ее муж-генерал стал любовником хорошенькой госпожи де Кюстин. Но она не огорчилась и не разгневалась, их давно уже связывали только дети и остатки дружеского расположения.

Четырнадцать лет назад Роза, которой тогда исполнилось только шестнадцать, приехала с родной Мартиники и вышла замуж за человека, который не так уж ей и нравился. По-настоящему в браке они прожили ровным счетом одиннадцать месяцев, не больше и не меньше. Роза не сумела сильно привязаться к мужу. Александр де Богарне был болезненно ревнив, имел склонность к педантизму и был самым неверным из супругов. Он не мог устоять ни перед одной юбкой, которая прошуршала поблизости. В 1785 году молодая женщина официально разъехалась с мужем и получила определенную свободу. С тех пор так они и жили.

И все же, входя в узкую камеру, где с ней вместе будет сидеть госпожа де Кюстин, молодая женщина подумала, что она предпочла бы иметь другую соседку. Чувствуя, что смерть бродит поблизости и от нее, и от любого обитателя этой тюрьмы, Розе было бы легче, если бы в последние минуты она могла опереться на мужа. Она была креолкой, женщиной-птичкой, которую так легко напугать, и, чувствуя свою слабость, эти птички всегда ищут поддержки у сильных мужчин.

И вот мужчина, чье имя она носила, не только не поддержит ее, но еще будет на ее глазах утешать и ласкать другую. Вот уж невезенье так невезенье!

Но, взглянув на Дельфину де Кюстин, Роза не могла не признать, что молодая особа обворожительна. Она была из светящихся блондинок, и за ее красоту и сиянье шевалье де Буфле, любовник ее матери и большой знаток женщин, прозвал ее «королевой роз». К тому же у нее был чудесный характер, и она приняла несчастную Розу, которую к ней привели, так ласково и так нежно, что прекрасная креолка растрогалась и перестала плакать.

– Не плачьте, вы только испортите себе глаза, дорогая, а это будет так грустно! Вы увидите, что жить здесь даже интересно. Общество великолепное, незаурядные мужчины. У нас тут есть даже герои, в первую очередь, конечно, ваш муж, но и не только. Например, великий Лазар Гош, потрясающий военачальник. По правде говоря, Конвент совсем голову потерял, если сажает под арест своих верных и лучших слуг. Трудно представить себе бо€льшую глупость и такую черную неблагодарность.

Роза была с ней согласна. Она, как и все, слышала о славных подвигах Гоша и, как все, сожалела о его аресте: обидно погибнуть в двадцать шесть лет, когда ты красив, храбр, обаятелен и галантен.

Молва не обманула Розу, Гош был именно таким, она в этом убедилась на следующий же день. В этот день она сначала встретилась с мужем, и встреча была если не теплой, то, во всяком случае, вполне достойной, а потом будущая императрица Франции познакомилась с Гошем, их представил друг другу Александр Богарне. Молодой генерал в жизни был еще лучше, чем в сложенной о нем легенде. Бледное приятное лицо, высокий рост, широкие плечи. Лицо его не портил даже шрам на лбу – сабельный удар, полученный на дуэли. К тому же и одет он был с немалым изяществом, а к красивой одежде Роза была особенно чувствительна. Но самым впечатляющим была властность, которой дышала вся его фигура.

И Роза, не обладая неколебимой добродетелью, едва взглянув на него, мгновенно решила привязать к себе этого замечательного мужчину, рассудив с чисто женской последовательностью, что это будет самым лучшим способом отомстить Александру. С самым небрежным видом она осведомилась о Гоше у своей соседки по камере.