Мне показалось, что капитан распорядился так нарочно из воспитательных целей, чтобы проучить старпома за вчерашнее.

Находиться в компании Герки и Халина не хотелось. Потому я, вопреки обыкновению, в рубку не пошел, а занялся приборкой – сложил концы на носу и корме, поправил брезент на шлюпках, принялся драить палубу. Но как только капитан ушел из рубки, старпом позвал меня.

– Сэр! – сказал он, через силу улыбаясь. – Не считаете ли вы, что пора осваивать штурвал?

– Ты же знаешь – я об этом не раз просил.

– Ну вот и вставай. Здесь широко, авось не угробишь корвет. А меня ножки не держат. Притащи-ка, Герка, что-нибудь, на чем сидят.

– А реверс?

– Да постою минуту, что ты дрейфишь?

Мне старпом сказал:

– Вон створы видишь? На них и держи. Особо не дергай. И все будет о’кей.

Герка принес табуретку. Старпом пристроил ее у задней переборки и сел.

– Шезлонг, – съехидничал я, – как в парусном флоте.

Старпом пропустил шпильку мимо ушей.

– Последи за ним! А если что, пхни меня посильнее, – приказал он Герке и закрыл глаза.

Впервые в жизни я сжимал в ладонях полированные ручки штурвала. Несколько минут только сжимал. Халин вывел судно точно по прорези створных знаков, и поправлять его было не нужно. Потом я увидел, как нос «омика» начинает медленно отворачиваться от прорези, и сильно крутанул штурвальное колесо.

– Мягче перекладывай! – рявкнул Герка.

Но носовая мачта уже проскочила прорезь и стала круто уходить влево. Герка отодвинул меня от штурвала, несколькими точными движениями выправил «омик».

– Вот, – сказал он. – Старайся не рыскать. Чуток сюда, чуток туда. Так и елозь. Корвет руля хорошо слушается.

Я схватил колесо одеревенелыми руками. Первая неудача обескуражила. Да и вообще с двигательной памятью у меня неважно. Автоматизм реакций вырабатывается много медленнее, чем у среднего человека. Мне важно точно представить себе логическую связь между каждым моим движением и его результатом. Как только в дело вступает логика – тут моя стихия. Мне проще сотни раз проиграть в мозгу ту или иную ситуацию, чем бездумно скопировать только что показанное движение. Вот и теперь я стал анализировать соответствия угла поворота штурвального колеса и угла перемещения носа судна. Для нормального человека столь сложный анализ в общем-то простого действия выглядел бы нелепо, напомнил бы ответ пожилого джентльмена из знаменитого английского анекдота. Его спрашивают, как он сумел быстро посчитать, сколько овец в стаде. Джентльмен отвечает: «О, это очень просто – надо пересчитать ноги, а потом разделить на четыре». Но я понял, что без соотношения углов руль мне не освоить. Нос «омика» стал отходить вправо. Я двинул руль градусов на пять. Засек, насколько переместился нос. Еще двинул, еще засек.

В общем, таким методом я начал довольно быстро овладевать штурвальной наукой.

Примерно через час Халин разлепил глаза, поднял лобовое стекло и встал возле него, подперев голову рукой.

– Ничего правишь! – сказал он мне. – Для первого раза вполне прилично.

Представляю, как бы он удивился, если бы узнал про соотношения углов!

В рубку вошел капитан. Подошел к Халину, неодобрительно покосился на меня.

– Обучаем новобранцев! – перехватив взгляд Пожалостина, улыбнулся старпом. – Не все же штурманам за рулевого стоять.

– Ну и разит от вас одеколоном! – отодвинулся от него капитан.

– Брился!

– Понятно, только неудачно как-то. На подбородке щетина, а щеку до мяса выбрили. А? – И он пальцем показал на ссадины.

– Что ж, бывает.

– Бывает! – сказал капитан. – Бывает! А как же, бывает! Конечно, бывает! – И, верный себе, запел: – Бывает. А как же? Конечно, бывает, что кожу щеки обо что-то срывают. – Пропев это раз десять, он, как всегда неожиданно остановился и спросил: – Бывает – только в трезвом ли виде?

– Ну, Борис Викторович, – торопливо ответил старпом. – Я сейчас как стеклышко. Хоть на парад.

– Смотрите! Но не забывайте – вахта ваша, и полная ответственность за судно на вас. Будьте внимательны, тем более что Юрий Петрович в первый раз на руле.

– Конечно, – сказал Халин. – Все будет по уставу!

– Вот именно! – поддакнул капитан. – Ну, я пошел. И табурет захвачу. Нехорошо, понимаете, что он в рубку попал. Недогляд.

– Во зуда! – сказал Герка, когда капитан удалился.

– Плевать, – отозвался старпом. – Попел, попел, а рапорт не напишет. Боря – белая головка, все знают, зануда, но не гад.

Я был занят своими вычислениями углов и слышал их в полуха, но на последнее замечание старпома все же отозвался.

– А ты и рад, – сказал я зло.

– Чему? – удивился Халин.

– Что он не гад.

Старпом захохотал:

– Ну и корвет попался! Один поет, другой стихами говорит. Как тут жить простому человеку?

Руль отнимал все мое внимание. Я понял, что править судном и говорить одновременно не смогу, хотя многое хотелось сказать старпому из того, что пришло в голову этой ночью. Ничего, подумал я, будет еще время, и весь сосредоточился на руле. Когда я видел, что судно повинуется мне, приходило радостное чувство, прежде не знакомое.

Чуть ли не впервые в жизни я занимался делом, которое приносит быстрый результат. Именно в быстроте была прелесть этой работы. Чуть крутанул штурвал, и видишь, как теплоход послушно меняет курс. Судно-то немалое, на 250 пассажиров, А вот слушает. Раз – берет влево, раз – вправо. Я с завистью подумал о людях, которые всю жизнь заняты такого рода делами. Конечно, моя математика – отнюдь не пустая игра ума. И нетрудно догадаться, что пользы от нее, пожалуй, не меньше, чем от кручения штурвала на одном из сотен «омиков», но там польза в конечном счете, через множество опосредований, отнюдь не наглядная, здесь же – вот она, на ладони. Эти размышления отвлекали меня от вычислений углов, и окрик старпома заставил осознать, что и вред в такого рода деятельности – быстрый и непосредственный.

– Разуй глаза! – гаркнул старпом. – Лево руля!

Естественно, от неожиданности я крутанул вправо, точно нацеливая «омик» на огромный серый танкер, который выползал из-за мыса, почти перегородив фарватер.

Старпом оттолкнул меня от штурвала и завертел его так, что спицы слились в сплошной круг. От резкого поворота нашу корму занесло; и мачта с флагом проскочила совсем близко от борта танкера, Халин выправил «омик» на очередной створный знак, подтолкнул меня к штурвалу, упал грудью на раму иллюминатора.

– Ну, Юра! – сказал он. – Бога благодари, что нет у меня сил сегодня ругаться.

Он стоял, держась рукой за сердце.

– Постараюсь быть внимательней, – сказал я вместо извинения.