— В Даунтауне всё стало ещё более странным, чем я вообще рассчитывал. Я довольно сильно пострадал. Тот клон Пэта Буна[104], с которым ты познакомилась, — это сбежавшая часть меня. И он забрал с собой часть моей силы. Доспех принадлежит Люциферу и содержит частицу его.

Она смотрит на меня снизу вверх.

— Как именно пострадал?

— Если ты не уверена, с каким Старком разговариваешь, попроси его показать тебе свою руку.

Я закатываю рукав.

Людере и пациенты, выглядывающие из-за плеча Кэнди, негромко ахают. Кэнди единственная, кто не выглядит так, будто её вот-вот стошнит. Она касается моей руки робота-насекомого и проводит пальцами по всей длине гладкой чёрной руки до того места, где та прикреплена к плечу.

— Ебать, как круто.

Если вам когда-нибудь понадобится подтвердить, что девушка стоит того, чтобы ради неё вернуться из Ада, покажите ей свою руку монстра и посмотрите, что она скажет.

Из процедурного кабинета с букетом фиолетовых луковиц в руках выходит Аллегра. Увидев меня, она как-то печально улыбается, подходит и обнимает. В отличие от остальных, она сразу знает, что это я.

— Я сожалею о том, что случилось раньше. Пожалуйста, скажи, что ты не в обиде. Я просто рада видеть тебя живым.

— Совсем никаких обид. Я просто счастлив вернуться. Знаешь, по пути сюда я собирался попросить тебя посмотреть мою челюсть, потому что она болит. Затем я вспомнил, что уже три месяца говорил только на адовском.

— У тебя будет много практики в общении с людьми, когда расскажешь нам всё, что произошло.

Я ни с кем не говорю обо всём, что произошло, но всё равно остаётся много о чём рассказать. Кэнди поворачивается и отходит от меня. Я слышу, как подскакивает её сердечный ритм. Чувствую слабый запах пота возникновения напряжённости.

— Старт, это Ринко.

Ринко на пять сантиметров выше Кэнди. Как и она, Ринко хорошенькая, с тёмными миндалевидными глазами и чёрными волосами до талии. На правом плече у неё татуировка в виде радужно-полосатого Они[105]. Ниже Астробой[106] в кожаной байкерской фуражке и чапах[107].

По крайней мере, Кэнди не была одна всё это время.

Кэнди жестом подзывает Ринко, и я пожимаю той руку. В её коже есть определённая прохлада.

— Ты нефрит, — говорю я.

Её глаза становятся жёсткими.

— С этим есть какая-то проблема?

— Нет. Я просто никогда не встречал никого, кроме Кэнди. Забавно наконец встретить ещё одного.

— Гм-м.

Если бы Ринко могла выдыхать огонь, я бы уже был хрустящим беконом. Эта девушка не может выносить моего вида. Наверное, я также бы вёл себя с некоторыми из бывших Элис. Кэнди берёт Ринко под руку и отводит в дальний конец приёмной. У них происходит быстрый интенсивный разговор. Все стадии перешёптывания и размахивания руками.

Внутри клиники всё одновременно и знакомо, и нет. Всё те же дешёвые пластиковые стулья в приёмной, но стены выкрашены в бледно-голубой цвет. Тот же переполненный книжный шкаф. Старый шаткий письменный стол заменили на блестящий из ИКЕА.

Разговор Кэнди заканчивается тем, что Ринко вскидывает руки и уходит в заднюю комнату, опустив глаза и отвернув от меня взгляд. Кэнди берёт куртку с рабочего кресла и говорит Аллегре:

— Я ухожу до конца вечера. Нормально?

— Ничего, — отвечает Аллегра. Она слегка машет нам на прощание.

— Идём, — говорит Кэнди. — Они всё ещё держат для тебя номер в отеле «Бит»?

— Сомневаюсь, но наличные — это та магия, которая доступна любому, и сегодня вечером я Гудини.

Она останавливается, когда видит адовский супербайк.

— Твой?

— Ага. Нравится?

— Почти так же крут, как рука.

Девушка, ради которой стоит вернуться из Ада.

Выясняется, что Касабян был прав, и дежурит Поуп Джоан. Снять старый номер стоит $200, но я предпочитаю попасть внутрь, чем торговаться, так что даю ей деньги и беру ключ.

Внутри Кэнди толкает меня на кровать и забирается сверху.

— По дороге сюда я не была уверена, что собираюсь трахать тебя, но затем подумала, что Ринко всё равно будет злиться на меня, так что пусть лучше меня обвиняют в том, что я что-то делаю, чем в том, что ничего не делаю.

Она сбрасывает с себя куртку и рубашку, и расстёгивает молнию у меня на брюках. Я стягиваю с себя рубашку, брюки и ботинки, но не доспех.

— Э-э. Ты это не снимешь?

— Я не уверен, что произойдёт, если я его сниму. Я знаю, что буду просто обычным смертным и умру, если кто-нибудь проскользнёт сюда и пырнёт меня, пока я сплю. А может захлебнусь блевотиной из-за всей той адовской дряни, которую ел и которой дышал.

Она легонько стучит костяшками пальцев по доспеху, берёт мои руки и прижимает их к кровати.

— Круто. Я в косплее. С этим доспехом и рукой ты можешь быть обоими братьями из «Стального алхимика»[108].

— То есть, у нас тройничок, но только на двоих.

— Заткнись и поцелуй меня.

Когда мы с Кэнди оставались наедине, у нас была привычка громить комнаты. Однажды мы практически снесли здесь стены. Сегодня всё не так. Медленнее и гораздо осторожнее, словно Кэнди всё ещё пытается убедить себя, что я настоящий.

Позже, когда мы лежим, и пот остывает у меня под доспехом, Кэнди говорит:

— Так странно.

— Снова спать с парнем?

— Не будь глупым. Я всё жду, что кто-нибудь крикнет «С Первым апреля», и ты исчезнешь.

— Единственной шуткой во всём этом был мой уход. Я не сожалею о том, почему ушёл, но мне жаль, что я не вернулся. Прежде чем уйти, мне следовало подумать о том, как дать тебе знать, что со мной всё в порядке.

— Что есть, то есть. Так как было там внизу?

— Убого, печально и странно. И оканчивается тем, что меня коронуют королевой выпускного бала Ада.

— Разумеется.

Она приподнимается на локте и смотрит на радиочасы.

— Дерьмо. Мне нужно возвращаться. Ринко будет ждать меня. Ты же знаешь, какие эти девушки.

— Не заставляй её ждать. Это никому не нравится.

Она проводит рукой по своим растрёпанным волосам.

— Слушай, Ринко моя старая подруга…

— Тебе не нужно ничего мне объяснять. Ни сейчас, ни когда-либо. Что бы ты ни делала, я не против.

Она улыбается, встаёт и одевается. У двери задирает штанину и вытаскивает из ножен сбоку ботинка мой чёрный костяной нож.

— Ты дал мне это, чтобы я сохранила для тебя. Теперь, когда ты дома, полагаю, ты захочешь получить его обратно.

— Я стащил Мейсоновский. Почему бы тебе не продолжить,