Со страниц на Калугина смотрело страшное и совсем недавнее время. Переломить хребет заокеанской Империи тогда не удалось. Но американская экономика надорвалась. Тем более что заполучить в свое безраздельное пользование нефтяные разработки Саудовской Аравии не получилось. А ведь даже последний идиот понимал, ради чего была развязана эта бойня.

Калугин закрыл одну папку. Придвинул к себе другую.

После ранения Антон Михайлович женился и занимался очень разнообразными и даже странными вещами. Экспедиции в заброшенные уголки планеты, непонятные встречи, даже сафари… Ниточки к событиям в жизни этого удивительного человека тонули где-то в недрах ГРУ. И если деятельность военного советника проходила под грифом «Совершенно секретно» и была доступна исключительно для внутреннего пользования спецслужб, то послевоенный этап жизни Лаптева был совершенно засекречен.

Однако последний лист досье поставил Калугина в тупик.

«Привлечение к активной деятельности невозможно. Лоялен. Полностью выведен из актива».

– То есть гражданин Лаптев ни по каким делам, ни под каким соусом не может быть втянут в работу ГРУ и в списках потенциально активных агентов не значится? – Калугин удивленно откинулся на спинку кресла. – Что же тогда господин бравый половник делает в этой каше с дисками? Странно как-то…

Он закрыл папку, которая вместо ясности еще больше запутала дело.

В проходе появился Иванов.

– Владимир Дмитриевич, не желаете? – Он протянул кулечек с пончиками.

– Вполне. А что-нибудь более горячее, чем пончики, есть?

– Есть! – Алексей положил на стол еще одну папочку. – Результат по отпечаткам пальцев.

– И? – Калугин сунул в рот пончик, оказавшийся, кстати, теплым и свежим.

– Семен Евгеньевич Бортко. Тридцать восемь лет. Судимый за ограбление. Не женат. Детей нет. Живых родственников нет. Работал водителем в массажном салоне. То есть развозил проституток.

– А вот это номер. – Калугин взял еще один пончик. – Я надеюсь, он не в том доме жил?

– Нет.

– Хорошо. А что у нас делал на лестнице ночью водитель из массажного салона? А ну-ка протряси этот салон!

– Есть! – Иванов развернулся на каблуках.

– Стой! – Калугин встал, надел пиджак. – Я с тобой.

– Господа. – Хорошенькая секретарша, чуть полноватая блондинка, попыталась грудью преградить дорогу. – Господа, туда нельзя. Сейчас нельзя туда! Подождите в приемной! Господа!

– Федеральная служба безопасности, – тихо рыкнул Иванов, махнув перед носом девушки корочками. – Потрудитесь, гражданочка, отойти.

– Э-э… – Блондинка растерянно хлопала глазами. – Туда же нельзя…

Но Калугин уже закрыл за собой дверь.

Большой кабинет, отделанный в лучших традициях черт знает какого застойного времени. На стенах панели темного дерева, кажется, даже натурального, мягкий, темно-бордовый паркет. Все солидное, тяжелое, натуральное. В углу притулилась небольшая, ярко освещенная барная стойка. Стаканы, бутылки, все блестит…

– Простите, чем обязан? – Говорившего было не сразу видно из-за огромного стола.

Калугин присмотрелся. В дальнем конце комнаты, за огромным, как двуспальная кровать, столом, сидел человечек.

– ФСБ! – нарочито громко произнес Иванов. – К вам с визитом.

Человечек закашлялся.

Донеслось сбивчивое бормотание:

– Давай все. На сегодня… Нет, не как вчера. Не надо под столом. Ой, прекрати. – Человечек хихикнул, будто от щекотки. – Все-все! Давай, брысь! На рабочее место! Да! Ну, киса… Ну, мусик…

Из-за стола поднялась высокая черноволосая женщина. Широкие бедра были затянуты в игривое трико с вырезами по бокам, сзади к символической юбочке крепился длинный кошачий хвостик. Женщина поправила сползающий кожаный лифчик и, поджав губки, вышла из кабинета. Проходя мимо Алексея, стрельнула глазками и облизнулась. Иванов шумно вздохнул.

– Чем могу быть полезен? – Человечек вышел из-за стола и оказался вполне обыкновенным мужчиной средних лет, с круглым лицом и залысинами. – Хвостов Борис Юрьевич…

Он протянул руку Калугину, затем Иванову.

– Надеюсь, все в порядке? – поинтересовался Хвостов. – В нашем салоне всегда поддерживается высокий уровень… И с клиентами всегда очень хорошие отношения. Гадостей не держим. Даже алкоголь только… Только высшего сорта! Кстати. – Он метнулся к бару. – Не желаете? Коньяк? Виски? Ром даже… хороший.

– Спасибо. Мы на работе. – Калугин показал корочки. – Калугин Владимир Дмитриевич, а это мой заместитель, Алексей Геннадьевич Иванов.

– Очень жаль, очень жаль… Ром действительно хороший… – Хвостов развел руками, затем указал на стулья. – Прошу садиться, прошу… Если, конечно, вы не…

Калугин сел. Пододвинул стул Иванову.

– Хорошо, – резюмировал Хвостов и уселся напротив.

Алексей громко кашлянул.

– Что? – вздрогнул Борис Юрьевич. – А?

Иванов глазами указал куда-то вниз.

– Где? – не понял Хвостов, но, опустив взгляд, стремительно покраснел. Кровь настолько обильно прилила к его лицу, что Калугин на какой-то момент испугался, не хватит ли директора удар. – Боже мой! Простите!

Борис Юрьевич вскочил, отвернулся к окну, заправляясь и застегивая «молнию» на брюках. Что-то там не ладилось, директор нервно дергал замочек, чертыхаясь себе под нос.

– Красивый кабинет, – неожиданно заявил Алексей.

– Да уж, – отозвался Калугин, осматриваясь. – Нам бы так… А то все железо, стекло…

– Точно…

– Никакой душевной атмосферы…

Хвостов наконец справился с непокорной «молнией» и замер. Потом решительным движением пригладил волосы, быстро ощупал себя, словно проверяя, не торчит ли не по делу что-нибудь еще, и с улыбкой повернулся к посетителям.

– Простите за это маленькое недоразумение. Итак! – Он снова сел на стул, закинул ногу на ногу. – Чем могу быть полезен?

– У нас к вам, Борис Юрьевич, важное дело…

– Все, что могу, все, что могу… – залепетал директор. – Все, что могу…

– Так вот. Важное дело. У вас работал некий Семен Бортко.

– Неужели?

– Водителем.

– Что-то не припомню… Как же… – Борис Юрьевич всплеснул руками. – Ах да, что-то припоминаю… Момент! Момент!

Он подскочил к старомодному кнопочному селектору.

– Катенька! Катенька, лапушка, что там у нас по Бортко? Мне б документики… Ага. И чай, чай принеси…