той же «Франкфуртской Газете».[188] Он упрекнул г. Y. Y. за его дерзновенное мнение; сказал, что никто-де из биографов Гейне до сих пор этого пункта, как следует, не касался; привел из старых газет и новых изданий целую серию выписок. Проявил такую же презрительную, – и со стороны г. Зака уже явно не подобающую по отношению к Дессауэру, – злобу, какую некогда проявил сам Гейне; вследствие этого кое-что цитировал с пропусками, а главное, намеренно оставил без внимания одно весьма ценное и совершенно категорическое показание того же самого поэта Анастасия Грюна, на переписку которого ссылался. Но причин злобы Гейне г. Зак так и не выяснил. Надо полагать, что вообще до этой коренной причины в настоящее время докопаться будет невозможно.

Но что касается финала этой вражды, т. е. до той сплетни Гейне, которая послужила в 1855 г. причиной газетной полемики и процесса между Дессауэром, Гейне и Зафиром и заставила Жорж Санд печатно заступиться за Дессауэра (как она за несколько лет перед тем заступилась за Бакунина) – то уж из одного последовательного изложения отчасти тех же печатных документов, которыми пользовался и г. Зак, но без выпуска кое-каких отрывков, весьма небесполезных для истины, отчасти же из чрезвычайно интересных неизданных, которые мы можем привести, – читатель сам выведет свое заключение, и заключение это будет, нам кажется, не в пользу Гейне. Или, точнее сказать, не в пользу его... болтовни, и читатель вряд ли сойдется по отношению к ней во мнении с г. Заком. Впрочем, вопросы такого рода разрешаются каждым согласно с его воспитанием и привычками, значит, каждый судит тут по-своему. Итак, вот фактические данные этого эпизода:

Все в той же «Позднейшей Заметке» о Жорж Санд, прибавленной Генрихом Гейне в 1854 г. к его статье 1840 г. о «Козиме» и содержащей отрывок из несколько ранее написанного этюда о великой писательнице (где Гейне говорит о поэтическом даровании и значении Жорж Санд для Франций и всей Европы, о своем знакомстве с ней, ее наружности, привычках, о Дюдеване, Мюссе, об обучении детей и т. д.) – он, между прочим, поместил и следующие довольно неосторожные строчки:

«При ее неканоническом направлении у нее, конечно, нет духовника, но так как женщины, даже самые эмансипационнолюбивые, всегда нуждаются в мужском руководителе, в мужском авторитете, то и у Жорж Санд есть нечто вроде литературного directeur de conscience в виде философского капуцина Пьера Леру. Этот последний, к сожалению, очень вредно влияет на ее талант, т. к. он соблазняет ее пускаться в неясные разглагольствования и наполовину высиженные идеи, вместо того чтобы предаваться радостному наслаждению определенными и колоритными образами, занимаясь искусством для искусства. Гораздо более светские обязанности поручила Жорж Санд нашему возлюбленному Фредерику Шопену. Этот великий музыкант и пианист в течение долгого времени состоял ее cavaliere servente, перед его смертью она дала ему отставку, но, действительно, в последнее время его должность ведь сделалась синекурой. Я не знаю, каким образом мой друг Генрих Лаубе мог однажды во Всеобщей Аугсбургской Газете вложить мне в уста мнение, гласившее, что будто бы тогдашним поклонником Жорж Санд был-де гениальный Франц Лист.[189] Ошибка Лаубе произошла, разумеется, по ассоциации идей, оттого, что он смешал имена двух равно замечательных пианистов. Я пользуюсь этим случаем, чтобы оказать услугу если не доброму имени, то хоть эстетической репутации этой дамы, заверив всех своих немецких соотечественников в Вене и Праге, что если там один из самых жалких сочинителей романсов на самом косноязычном наречии, безымянное ползающее насекомое, хвастается, что находилось с Жорж Санд в интимных отношениях, то это одна из самых жалких клевет. У женщин бывают всякие идиосинкразии, между ними встречаются даже такие, что едят пауков, но я еще никогда не встречал женщины, которая глотала бы клопов. Нет, этот хвастливый клоп никогда не нравился Лелии, и она его только иногда терпела в своей близости, так как он был уж слишком навязчив. Долгое время, как я уже заметил, сердечным другом Жорж Санд был Альфред де Мюссе. Странный случай, что однажды величайший поэт в прозе, какой только есть у французов, и величайший из теперь живущих сочинителей в стихах (во всяком случае, величайший после Беранже), долгое время пылая друг к другу страстной любовью, представляли из себя увенчанную лаврами пару[190] и т. д.

Вот эта «Позднейшая Заметка» и была в 1854 г. включена Генрихом Гейне в том «Лютеция» для издававшегося Юлиусом Кампе в 50-х годах Полного Собрания Сочинений Гейне, часть которых, а в том числе и все «Парижские Очерки» – одновременно появились и в переводе у парижского издателя Гейне, Рандюэля. Разумеется, даже если бы Жорж Санд и сама прочла приведенный нами отрывок, или если бы ей о нем сообщил кто-нибудь из друзей,[191] то и тогда он ее очень неприятно поразил бы. Все в нем должно было задевать ее за живое: и чересчур бесцеремонное напоминание о ее связи с Мюссе, и насмешливо-критическое отношение к Пьеру Леру, и грубые шутки насчет роли Шопена в ее жизни, и, наконец, легкомысленно-двусмысленный способ опровержения ложного, некогда с собственной же Гейне и Лаубе легкой руки распространившегося слуха о мнимой связи Жорж Санд с Листом.

Мы говорим «двусмысленный», ибо, во-первых, около половины столетия слишком были известны и распространены карикатуры на Листа, изображающие гениального пианиста в виде «паука», своими бесконечно длинными руками излавливающего девиц и дам; так что фразу о дамах, имеющих пристрастие к паукам, можно было понимать и так и эдак. Во-вторых, Гейне столько раз печатно и даже в этих самых «Парижских Очерках» распространялся о хвастливости, тщеславии и любви к рекламе самого Листа, что всякий читатель, незнакомый с эпохой, мог легко ввестись в заблуждение, и все только что цитированные нелестные эпитеты, расточаемые по адресу композитора на «косноязычном наречии» и «хвастливого насекомого» принять на счет венгерца Листа (как известно, у немцев столько же анекдотов о венгерском произношении немецких слов, как у нас анекдотов насчет произношения «муха» и «пух» евреями).

С другой стороны, читатель, знакомый с более ранними гейневскнми «Музыкальными Очерками из Парижа», мог отгадать, что все эти словечки Гейне относятся не к «пауку», – Листу, а к давно для Гейне ненавистному и жестоко им высмеиваемому венскому композитору Иосифу Дессауэру, которому в «Муз. Очерк.» посвящены поистине ужасные, неприлично-грубые, оскорбительные для автора гораздо более, чем для его жертвы, строчки. (Вплоть до намеков на мнимое давание взяток критикам и