– Как?

– Для начала скажи мне, брат, что эти двое делали возле больницы в тот день?

– Наблюдали, – признался со вздохом Алексей.

– За кем? – Каверин встал в стойку, крылья носа раздулись, губы побелели. – За доктором?! За погибшим доктором?!

– И за ним тоже, Толь.

– Ну, вот видишь, а ты!!! – взвыл друг и заметался по просторной кухне Зайцева. – Кто еще? Кто следующий?!

– Скажешь тоже – следующий.

Зайцев неуверенно улыбнулся, но его передернуло.

А что, если…

А что, если Света не так уж невинна?! Что, если эта парочка не успокоится и продолжит акт отмщения?! И к нему она явилась не просто так. И исчезла не так просто. Что, если эти двое все время водили и водят его за нос, зная прекрасно, что он видел их план мероприятий?! И чтобы снять с себя подозрения, Света явилась к нему побитой и поникшей, призналась в неучастии и в незнании, тем самым снискала в его лице поддержку и…

– Ну нет! – замотал он головой, и собака у его ног тоже лобастой башкой замотала, уши разлетелись в стороны, как лопасти пропеллера. – Ну нет же, Толик!!! Она… Она не могла!!!

– Дурак ты, Леха! – заорал на него друг и кулаками сжал себе виски. – Как ты не понимаешь, у нее погибла сестра!!! Это можно простить тому, из-за кого это случилось?! Родная, любимая, молодая, красивая, которой бы жить и жить! Она погибла! Это можно простить?! Погибла страшно, в петле.

– А сама хоть, установили?

Зайцев скорчился на стуле, сложив локти на коленках, смотреть в лицо другу было стыдно. Тот говорил правильные вещи, если что. Трезвые, адекватные, не подпитанные эмоциональной слабостью, в которой бултыхался теперь Зайцев.

– Кто же станет устанавливать, дурак, что ли? – изумился Каверин.

Нагнулся над ящиком с пивом, ловко выдернул пару бутылок за горлышки из ячеек, с грохотом поставил на стол. И игнорируя протестующий возглас друга, наполнил до краев оба бокала.

– У тебя сейчас все горит внутри, вот и заливай, брат, туши пожар, – высказался Толик, что опять-таки не было лишено резона. – Мы с тобой сейчас говорим пока, пьем, спорим. Потом рисовать станем.

– Что рисовать? – Он встал со стула, нырнул в холодильник, достал банку шпрот, селедку копченую в вакуумной упаковке, начал открывать, нарезать.

– Схему рисовать станем. Схему лиц, задействованных в этой шараде. Вот, убей меня, кто-то водит нас с тобой ловко за нос. И тебя, и меня…

Признался. Признался все же, не выдержал натиска, Зайцев Каверину в том, что видел план на столе в квартире Светы Свиридовой. Ожидал, что тот бушевать станет, но Толик неожиданно спокойно воспринял это известие.

– Я и без этого знал, что парочка мутная.

Потом рассказал ему Зайцев о клиентке своей, страдающей то ли паранойей, то ли чрезвычайно изощренным мышлением.

– Думаешь, что она муженька того? – фыркнул недоверчиво Толик, обсасывая селедочные ребрышки.

– Не исключаю такой возможности.

– А я исключаю. У мужика рак был последней стадии, эксперты дали заключение. Ему и оставалось-то всего ничего. На кой черт ей так рисковать?

Зайцев пожал плечами и промолчал. А про себя подумал, что нетерпение и нежелание возиться с больным мужем могли запросто подстегнуть Аллу Ивановну Босову к радикальным мерам.

– А на ком было имущество? – решил он уточнить.

– На нем, на детском враче. Она ничего не имела, он пригрел девчонку, кажется, еще в студенчестве.

– Вот! – поднял Зайцев руку с вилкой, на которой повисла шпротина. – Муженек-то пока умирал, мог какое угодно завещание состряпать. Сейчас-то его не обнаружилось, нет?

– Не знаю, – признался Толик и покосился на Зайцева с неудовольствием. – Пока не всплыло.

– И не всплывет, поверь! Нет, без нее тут точно не обошлось, – с возрастающей надеждой проговорил Алексей. – Вот чую я, что хочешь делай, чую, что Света не могла.

– Что не могла?! – Толик с силой грохнул кулаком по столу. – Что не могла-то? Хладнокровно человека убить?

– Да.

– Так ее в этом никто и не обвиняет, милай!

– А в чем ты ее пытаешься обвинить? В соучастии? – огрызнулся Зайцев.

И с тоской глянул на собаку, та попыталась улыбнуться ему, чтобы поддержать, но не вышло ничего, кроме жалкого оскала. И ей не радовалось без Светы.

– Не в соучастии, нет. – Каверин тяжело глянул на него, неуверенно потянулся к очередной порции пива. – Я думаю, что она и была мозговым центром, Леха.

– Организация??? – ахнул тот.

– Именно! На работе у этого Быкова был? Был! С сослуживцами говорил? Говорил! – Нетвердой рукой Толик начал наливать, пенная шапка медленно поднималась к кромке его бокала. – Все характеризуют его как хорошего, старательного, исполнительного. Сечешь, куда я клоню?

– Нет, – настырничал Зайцев и бокал свой отодвинул.

Не станет он больше пить за упокой своих чувств к Светке. Не станет. Радоваться ему нечему.

– Исполнительного, Леха! – Каверин глянул на него, как на остолопа. – Он исполнитель, не более, Леха! И мозги у него работают, как у исполнителя. Это все его коллеги утверждают. Директор даже признался, что давно бы поставил Игоря начальником отдела, если бы не его пассивность в вопросе принятия решений. Он не мог все это придумать, брат! Не мог в силу своей исполнительской сущности.

– Думаешь, она?! – с упавшим сердцем спросил Зайцев, глянул на мобильник, лежавший слева на столе. – Даже не позвонила ни разу.

– Вот! А я о чем?! И следы путала!

– Как? Как, кстати, ты ее потерял?

Оказалось, что Света вышла из дома почти сразу после того, как Каверин безуспешно пытался попасть к другу в квартиру. Он долго звонил по домашнему, потом в дверь, никто не открыл. Но свет-то в прихожей горел! А потом каким-то чудом выключился! Он затих в машине и стал ждать. Сам не знал чего, но ждал. И Света вышла из подъезда, может, минут через десять после его названиваний. С сумкой дамской и пакетом.

– Пакет был пустой?

– Да. Она им размахивала, как флагом.

Потом она пошла на стоянку такси, взяла машину и поехала в центр.

– Ясно, чтобы потеряться! – злился Толик.

– А может, она ко мне ехала в офис? – предположил Алексей, снова обругав себя за то, что не ответил толком на ее звонок.

Эту идею Каверин отверг. Он твердо стоял на том, что Света путала следы.

– С чего тогда она вошла в булочную и пропала, а? – Громадным звучным глотком Толик немного притушил свое негодование, вытер рот от пены и снова завопил: – Булочная на одну кассу, представляешь? С одним центральным входом!