— Не дерзай презирать Иегову, великий государь, — звонким голосом произнес спутник Мезу (впоследствии я узнал, что это был его брат Аарон). — Ты можешь убедиться в этом, не сходя со своего трона.

В ту же минуту Мезу бросил свою трость на ступени царского трона и поднял руки. Мернефта вздрогнул, все головы вытянулись вперед, и восклицание испуга вылетело из уст всего собрания. По ступеням трона, шипя и извиваясь, ползла змея. Мезу нагнулся, схватив ее за средину туловища, и провел по нему свободною рукою, точь-в-точь как говорил Хам. Змея опять сделалась тростью сероватого цвета, которой он громко стукнул о каменные плиты. Все были встревожены и бледны, один Мернефта быстро возвратил свое хладнокровие.

— Ты искусный волшебник, — сказал он, — но что касается могущества твоего бога, то я его не вижу.

— Смотри, — отвечал Мезу, — моя рука совершенно здорова. — И, спрятав руку за пазуху, через минуту вынул ее покрытой проказой.

Царь с отвращением отшатнулся. Тогда пророк снова спрятал руку за пазуху и вынул по-прежнему чистой и невредимой.

Мернефта покачал головою и, устремив на Мезу пытливый взор, сказал:

— Ты говоришь, что тебя послал великий бог евреев и вы с ним хотите вывести их из Египта? Но спрашивал ли ты у сынов Израилевых, которые живут здесь целые века, не нуждаясь ни в чем, желают ли они сами следовать за тобою?

— Да, мы желаем, — в один голос отвечали старики, сопровождавшие Мезу и его брата.

— Хорошо. Стало быть, ты переговорил с ними, узнал их желания и объяснил им выгоды этой перемены? Я не могу поверить, чтобы соплеменники твои согласились на такой рискованный шаг, не зная наперед, что они могут через это выиграть.

При этом предательском вопросе Мезу быстро повернулся к своим спутникам, чтоб подать им знак молчания, но было уже поздно. Роковое «да» успело сорваться с их языка. Мы пришли в восторг от находчивости государя, и все головы жадно вытянулись вперед, когда он произнес с презрительной улыбкой:

— Посланник великого Иеговы, скажи своему богу, что если его могущество ограничивается подсылкой нескольких заговорщиков, искусно сеющих смуту в толпе лентяев, недостаточно занятых работой, то его избранный народ никогда не выйдет из Египта. Я распоряжусь, чтоб праздные слушатели злоумышленных и мятежных речей были заняты другим делом. Иди теперь и передай своему богу этот ответ фараона Мернефты.

Он величаво поднялся с места, давая тем знать, что прием окончен, и, медленно спустившись со ступеней трона, прошел мимо евреев, не удостоив их взгляда. Мезу сложил на груди руки и проводил царя загадочным и насмешливым взором.

— Я приду снова, — произнес он глухим голосом, но настолько явственно, что все присутствующие могли его слышать, и, отвернувшись, направился к выходу, сопровождаемый еврейскими старейшинами.

Возвратившись во внутренние покои, фараон отпустил свою свиту, за исключением некоторых вельмож, коронных советников и дежурных офицеров, снял царские регалии и стал ходить взад и вперед по комнате, погруженный в думы. Наконец он бросился на диван и, взяв со стола записную книжку, сказал:

— Пошлите за наследником, и пусть он явится ко мне.

Он написал несколько слов на табличках и, протягивая их одному из советников, прибавил:

— Аамес, заговор, объявленный нам сегодня этим дерзновенным, требует принятия мер. Позаботься же, чтоб мои распоряжения были исполнены немедленно и чтобы все начальники и надзиратели евреев, а равно правители городов, где они живут, собрались на совещание, в котором я сам буду председателем.

Аамес тотчас вышел, а государь облокотился на подушки дивана и снова задумался; лицо его было мрачно, брови нахмурены. Приход наследника заставил его поднять голову. Очевидно, царевич знал уже обо всем случившемся: его надменное лицо было бледно, губы сжаты. Он быстро подошел к царю, поцеловал ему руку и произнес голосом, дрожавшим от сдержанного гнева:

— Ты не отпустишь евреев, государь, не правда ли? Это было бы разорением для страны.

— Успокойся, они не уйдут… Но каким способом можем мы воспрепятствовать им болтать вздор, составлять заговоры и стремиться к свободе? Число их весьма значительно, и возмущение всегда опасно.

Лицо наследника выразило холодную жестокость.

— Розги и двойной труд лишат их времени и отобьют охоту мечтать о путешествии, — сказал он. — Разбитые усталостью, они рады будут возможности заснуть в часы отдыха.

Мернефта с улыбкой встал с места и потрепал царевича по плечу.

— Сейчас видно, что ты мой сын, Сети: одно и то же божество вдохновляет нас… Я уже послал приказ собрать правителей и надзирателей над евреями, и мы постановим работы, которые отобьют у этих бездельников всякую охоту к заговорам. Таким образом, Мезу и великий Иегова останутся не у дел.

— Почему ты не приказал арестовать этого опасного интригана? — спросил Сети.

— Потому что не следует придавать ему обаяние, которое получают жертвы преследования. Его бессилие возбудит к нему презрение, а результат всех его великих проектов сделает его ненавистным в глазах евреев. Но довольно на сегодня толковать об этом. Я хочу развлечься охотой. Пусть собираются, и, если твоя нога позволяет, ты будешь сопровождать меня, Сети.

Мернефта, подвижный ум которого не любил долго останавливаться на одном предмете, весело заговорил об охоте, о достоинствах своих собак. Наследник отказался, а после отъезда царя я попросил у своего начальника отпуск до завтрашнего дня и получил его.

Вернувшись домой, я нашел всех своих в сборе. Хам также находился тут и не умолкал о событиях этого утра. Когда я вошел, он разглагольствовал о дерзости нечистого еврея, о неслыханном нахальстве его речи, об истинно царственном достоинстве Мернефты и о чувствах, которые Хам и все прочие испытали во время этой аудиенции. Мать и сестра засыпали меня вопросами, едва дав мне время выпить чашу вина.

— Назначен великий совет, — сказал я. — Аамес поехал к правителю города с повелением собрать всех начальников и надзирателей над евреями. Будут обсуждать, какие назначить им новые работы. Мернефта и Сети согласны в том, что необходимо подавить заговор, не давая евреям досуга слушать подстрекательства к возмущению.

— И они вполне правы, — заметил мой отец, — эти грязные ватаги слишком мало работают. Но не слыхал ли ты, совет будет тайный?

— Не знаю. Кроме должностных лиц, о которых я упоминал, приглашены еще главнейшие жрецы, потому что Мезу искусный волшебник, а с подобными людьми опасно иметь дело без помощи мудрецов.

Мы долго толковали об этих поразительных новостях дня. Все были взволнованы, предчувствуя что-то недоброе. Мать моя говорила о страшных предсказаниях, о которых узнала от благородной Гернеки, и оказалось, что Хам слышал то же самое в Фивах от своего двоюродного брата, жреца храма Амона.

На третий день после этого бурного дня фараон пожелал отправиться в храм бога Ра, своего предка, так как в тот же вечер должно было состояться заседание великого совета. В ту минуту, когда царь сходил с колесницы, чтобы сесть в шлюпку, группа людей выступила ему навстречу. Мы узнали Мезу с его спутниками и взялись за мечи, но Мернефта сделал нам знак успокоиться и надменно спросил: