Только отроковица вошла в ЗлатЗалу, и спешно обойдя центральный столб, украшенный резьбой, крупным янтарем, расписанный масляными красками, и покрытый золотыми листами, разделяющий помещение, направилась к вещуну, как немедля присутствующие в нем поднялись со своих мест.

– Это становится уже традицией, – прохрипел чуть слышно Боримир Ягы и склонился пред идущей девочкой. – Начинать нашу встречу с прихода божественного чадо, не так ли Липоксай Ягы.

– По-видимому, что-то случилось, – резко бросил в сторону недовольному повенецкому вещуну Липоксай Ягы. И уже более участливо вопросил у отроковицы, – ваша ясность, что-то произошло?

– Да, Ксай, – незамедлительно отозвалась Есислава и остановилась в шаге от старшего жреца, супротив него. – Мне надо передать две вещи, и это не может ждать, потому как я могу забыть, это во-первых, а во-вторых… во-вторых. В общем Боги, – отроковица досадливо скривила свои алые губки. – Боги открыли мне состав снадобья от степной лихорадки. Скажи Таиславу, чтобы принес чистый пергамент.

– Что? – прошептал Липоксай Ягы, и в его голубых очах блеснуло недоверие.

Есислава тотчас раскрыла кулачок и показала вещуну перемещающиеся по коже левой ладошки черные письмена.

– Этого не может быть, – протянул Боримир Ягы, торопливо шагнув вперед и с неподдельным страхом глянувший сначала на девочку, а после на ее руку.

– Ежели мы так будем стоять, – дыхнула Есислава, так как не любила ждать и посему легохонько топнула ножкой. – Я забуду, что велено передать, Ксай, – в голосе прозвучало огорчение. – Вам нужен состав… или нет?

– Таислав, – зычно крикнул все еще не пришедший в себя полянский вещун. И торопко отдал распоряжение, заскочившему в ЗлатЗалу помощнику, – принеси чистый пергамент, да поживей.

Когда Таислав более живой и ретивый к исполнению принес свиток и развернул его, как велела девочка, последняя приложила к нему ладошку. И письмена степенно стекли с кожи длани на поверхность пергамента, выстроившись в ровные рядья слогов да окаменев, начертали приготовление снадобья.

Липоксай Ягы и Боримир Ягы посем, отойдя к окну, чтоб лучше видеть, внимательно всматривались в тот состав, и лица их почему-то приобрели пятнистость, словно они не просто волновались, а вельми были чем озадачены.

– Какой Бог вам подарил тот состав снадобья? – ласково вопросил девочку, подошедший к ней Благород и положил ей на голову свою тонкую, с длинными перстами руку.

– Хороший Бог… самый лучший, – отозвалась Есислава, отклоняясь в сторону от руки господина. – Бог просил себя не называть, ибо очень скромный. Однако, если снадобье будет спасать людей от смерти, надобно вознести хваления Богу Небо, Богу Асилу и особое почтение Богу Першему, так как это он позволил отступить смерти.

– Вы очень умная девочка, ваша ясность, – в голосе Благорода звучал трепет. Он наверно ощущал родство с отроковицей, и посему почасту, в тайне от всех наблюдал за ней, когда она играла в садочке, и весьма жаждал ее обнять… Обнять, поцеловать, приголубить ее рыжие волосики. Но о том Благород лишь мечтал, озвучить свои желания он не мог, потому как знал, старший жрец тогда откажет в помощи его супруге, которая никак не могла родить ребенка, а Бог Дажба однозначно больше не свалит своей гневливой молвью с ног, а скорей всего изничтожит за непокорность.

– Почему? Почему ты меня боишься? – нежданно чуть слышно шепнула девочка.

– Боюсь? – повторил вслед за Есиславой господин и вздрогнул всем телом, точно испугался, что прознали про его потаенные мысли.

– Таислав, – мощно молвил Липоксай Ягы, на малеша выпустив из-под своего внимания общение божества и господина. Он торопливо подошел к юнице, и ласково ухватив ее за плечо, привлек к себе, тем самым прекращая всякое толкование меж теми двумя. И тотчас отдал свиток приблизившемуся к нему помощнику. – Немедля призови травников и пусть приготовят снадобье… И не мешкая мне обо всем доложат.

Ведун также разком кивнул, принял в руки поколь не свернутый пергамент и поспешил вон из ЗлатЗалы. Боримир Ягы дотоль все еще стоящий подле окна залы, неспешно приблизился к Липоксай Ягы и замер обок него.

– Коли это снадобье будет помогать, – прерывая наступившее задумчивое отишье в помещение, произнесла Еси, и, раскинув ручки, обняла полянского вещуна. – Мы поедим на море? Потому как его добыли и даровали, чтобы я обязательно поехала на море… Ну, и конечно, чтобы помочь людям. Потому как тот Бог… тот, что его подарил он такой замечательный, и очень… очень добрый.

– Да, да, ваша ясность, – улыбаясь, откликнулся Липоксай Ягы и погладил божество по головке. – Лишь бы оно и впрямь помогло. Однако было велено еще, что-то передать? Передать Богами?

– Богом… тем же самым… самым лучшим Богом, – недовольно дыхнула девочка, купно сдвигая рыженькие бровки и припоминая указанное Стынем. – Вчера этот помощник Радея Видящего, Бахарь напоил меня каким-то противным снадобьем. И мне приснился странный сон, о котором я поведала Богу. И Бог велел тебе Ксай передать следующее. – Отроковица на миг задумалась, опустила вниз ручки и недвижно замерла, перестав, похоже, даже дышать, а миг спустя молвила, – недопустимо, чтобы над Есиславой проводили обряды… обряды… Ох! как же он их назвал, – огорченно проронила девочка и вскинув вверх левую ручку, потерла перстами кожу на лбу, – ах! Да, прозорливости, ибо данное действо грозит подрывом ее здоровья. Ежели таковое еще раз повторится, Боги будут, – Еси туго вздохнула, да слегка изменив предупреждение, много мягче дополнила, – будут серчать.

– Прозорливости… серчать, – в два голоса произнесли, переглянувшиеся вещуны.

– Ну, не серчать, – отметила Есинька, подумав, старшие жрецы догадались, что она не договорила. – Сказал, накажут не только тех кто это сотворил, но и всю Дари.

Лицо Липоксай Ягы теперь и вовсе стало пурпурным, потому как он никогда не позволил бы себе проводить обряд прозорливости над божеством, абы в свое время получил запрет на него от Бога Дажбы, а следовательно произошедшее с девочкой, за его спиной творил кто-то другой. Старший жрец еще немного медлил, обдумывая свои действия, после перевел взор с отроковицы, которая передав повеления Бога, снова прижалась к нему, на господина стоящего несколько диагонально и вельми властно сказал:

– Господин Благород я учту вашу просьбу, и постараюсь помочь. Хотя ничего не обещая… Ничего. Потому как знахари и волхвы мне сказали, что надежды на рождение у вашей супруги потомства практически нет. И в этом не ваша, а ее вина… А сейчас прошу вас покинуть ЗлатЗал, так как мне надобно срочно заняться насущными делами.

– Хорошо, – согласно молвил господин, и с затаенной завистью оглядев тулившуюся к вещуну девочку, направился к дверям, ведущим из залы.

– Боримир Ягы, потолкуем позже, – не менее авторитарно протянул Липоксай Ягы, повелительно кивнув.

И повенецкий вещун немедля двинулся вслед за Благородом, пред уходом не забыв поклониться божественному чаду. Когда створки дверей за ушедшими закрылись, и ЗлатЗале никого кроме Липоксай Ягы и Есиславы не осталось, старший жрец, опустившись на свой достаточно широкий трон, взял на колени, и крепко обняв любимое чадо, наново заставил рассказать ее о случившемся. Стараясь не только услышать про Бахаря, и повеления Бога, но и желая выведать про сам сон и ощущения испытанные отроковицей. Про сон Еси, как и указал Стынь, не рассказала, а про ощущение толком и не смогла, потому как была еще ребенком.