— Я согласен с лейтенантом Тэнкредом. Если мужчина принимает участие в игре, он должен приложить все силы, чтобы выиграть.

Какой же все-таки ханжа! Он никогда ни к чему не относился серьезно, тем более к детской игре. Хотя за эти годы он очень изменился. Сегодня он играл так, словно от этого зависела вся его жизнь. Восемь лет назад он играл бы спустя рукава, и его нисколько бы не интересовал результат. Зато его отношение к ней за эти годы нисколько не изменилось.

— А я согласен с решением миссис Морган, — заявил вдруг Бентли, — Слиппер достоин звания победителя. Я еще никогда не видел такой умной сообразительной собаки. Он все понимает с полуслова.

— Жаль, некоторые игроки не отличались умом и сообразительностью Слиппера, — проговорил Люттерворс и бросил выразительный взгляд на сестру. Синтия вздрогнула, как от удара. Все замерли и с удивлением уставились на него.

— У каждого человека собственное восприятие мира, не правда ли? — первым нарушил неловкое молчание лорд Розенхорп. — Например, люди, которые пишут стихи, придают мало значения реальной жизни. И это не значит, что они глупее тех, кто не витает в облаках. Вы согласны со мной, мисс Люттерворс?

— Вы пишете стихи, мисс Люттерворс? — Лейтенант оторвал взгляд от Роуз и с интересом посмотрел на Синтию. Та в эту минуту выглядела очень несчастной, съежилась и покраснела от смущения.

— Д-да, — заикаясь, проговорила она и бросила на лорда Розенхорпа исполненный благодарности взгляд. — Особенно когда вижу что-нибудь по-настоящему прекрасное. Например, пейзаж. Сегодня лужайка, на которой мы играли, выглядела просто чудесно. Солнце пробивалось сквозь кроны деревьев, свет причудливыми пятнами ложился на траву. Издалека доносился плеск воды. Все эти звуки и запах травы... Великолепно! Мне захотелось запечатлеть прекрасное мгновение, и я немного отвлеклась от игры. Простите меня.

— Вам не за что просить прощения, — мягко проговорил Роберт. — Писать стихи способен далеко не каждый. Ведь для этого нужен талант. А крикер всего лишь детская игра. Не более чем способ весело скоротать время.

— Если то, что она пишет, можно назвать стихами, — проворчал лорд Люттерворс довольно тихо, но многие за столом, в том числе Синтия, его услышали. Синтия, которая впервые за все время своего пребывания в Вестденс решилась принять участие в разговоре, опять спряталась в свою скорлупу и до конца обеда предпочитала помалкивать. Лишь благодарила за очередное блюдо. Изредка бросала полные восхищения и благодарности взгляды на лорда Розенхорпа.

А он в очередной раз подарил робкой забитой девушке надежду. Неужели не понимает, как вредят несчастным созданиям его ласковые слова и поддержка? Ведь они в силу юности влюбляются, в результате чего в мире появляется еще одно разбитое сердце. Да, об этом он никогда не думал. Странно, почему Лидию это так волнует? Беспокоится за Синтию или дело в чем-то другом? Быть может, ревнует Николаса к этой несчастной девушке? Если так, срочно нужно взять себя в руки. Подобные чувства — признак эгоизма и слабости. Лидия некоторое время сидела, глядя в тарелку. Потом, пересилив себя, надела на лицо маску спокойствия, улыбнулась и начала беседу с морскими офицерами и мистером Бентли. Но вдруг поймала себя на том, что ее голос звучит довольно жеманно. Занимая гостей разговором, она бессознательно пыталась привлечь внимание Николаса. «Прекрати, немедленно прекрати», — приказала она себе. Конечно, подобным жеманством здесь никого не удивишь. Многие дамы из высшего общества флиртуют с мужчинами и строят им глазки. Но нужно быть осторожней, если кто-нибудь догадается об истинной причине ее жеманства, разразится скандал. А это отразится на репутации Роуз. Допустить подобное Лидия не имела права. Они с Николасом и так позволили себе слишком многое на глазах у всех. Не исключено, кто-нибудь уже что-то заметил и понял, отношения у них более близкие, чем позволяют приличия. Впрочем, лорд Розенхорп достаточно осторожен.

Вечер прошел довольно спокойно. После обеда Лидия уложила Майкла спать. Потом они с Роуз пригласили гостей в музыкальную комнату и целый час занимали их разговором. Когда все разошлись, Лидия с падчерицами обсудили планы за завтрашний день. Наступило время долгого ожидания, как вчерашним вечером. Медленно, невыносимо медленно тянулось время, Лидия не могла дождаться, когда все заснут. Бесцельно слонялась по комнате и уговаривала себя перестать изводиться, набраться терпения, чуть-чуть подождать. Она прокрадется к Николасу в спальню, и он вновь подарит ей ни с чем несравнимое наслаждение.

Лидия вздохнула, подошла к столику, на котором стоял стакан с вином, протянула к нему руку и отпила глоток. Судя по звукам неутихающего дома, ждать свидания придется еще долго. Наконец дом окончательно затих. Лидия выскользнула в коридор и направилась в спальню Николаса. Как и вчера, шла босиком и без свечи, путь ей освещал лишь струящийся из окон лунный свет. Лидия вся дрожала... нужно унять эту дрожь, успокоиться. Сегодня все должно быть по-другому, лучше и ярче, чем вчера.

Их близость будет неторопливой и романтичной. Лидия надеялась, Николас не будет возражать против такого плана, скорее всего, ему это придется по душе.

Лидия проскользнула в спальню Николаса и тихо прикрыла за собой дверь. От ее спокойствия не осталось и следа, здравые мысли, разумные доводы тотчас же вылетели из головы. Ноги подгибались. Она вынуждена была привалиться к стене, чтобы не упасть. Николас откинул простыню, поднялся с кровати и направился к ней. Он был полностью обнажен и, казалось, гордится своим телом и тем впечатлением, которое производит на Лидию. Она тяжело вздохнула.

— Сегодня инициатива за мной. Надеюсь, вы не против? — спросил он и обнял ее.

— Почему я должна быть против?

— Вот и хорошо. — Николас притянул Лидию к себе, спустя минуту их губы слились в долгом страстном поцелуе. Она поняла, он ждал этого момента с таким же нетерпением. Хотя Лидия твердо решила держать чувства под контролем, поцелуй вызвал у нее сладостную дрожь. Николас почувствовал ее состояние и стал нежно ласкать лоно. Она закусила губу, с огромным трудом сдерживая сладострастный стон. Николас склонился к груди Лидии, взял в рот ее сосок, и она застонала от наслаждения. Он вновь поцеловал ее, она сдерживала нетерпение. Он стал покрывать поцелуями ее шею, груди и плечи, и мягкое тепло разливалось по всему ее телу. У нее перехватило дыхание, когда он встал на колени и припал губами к ее лону мягкими теплыми губами, обжигая дыханием ее нежную плоть. Новое, доселе неведомое жгучее наслаждение охватило Лидию. Она чувствовала, что уносится куда-то далеко-далеко, прочь из этой комнаты, из этого дома. Она пребывала на грани обморока. Вдруг он поднялся на ноги и порывисто обнял ее. Лидия погрузилась в блаженное оцепенение. Он отнес ее на кровать, лег рядом и стал нежно гладить по голове, одновременно покрывая поцелуями ее разгоряченный лоб. Лидия постепенно приходила в себя.

— У тебя потрясающе красивая ночная рубашка, тебе очень идет, — хрипло прошептал он. — Но, мне кажется, сейчас ее лучше снять.

Она подумала, что он сорвет с нее рубашку быстрым резким движением, но ошиблась. Николас стал раздевать ее медленно, продолжая покрывать тело бесчисленными поцелуями. Это было уже не раздевание, необходимое перед близостью, а нечто большее. Гораздо большее.