Повторяю, я не вижу другого пути для России: не завоевать мир – это нелепо, шансов на это никаких нет, а войти в число уважаемых народов в европейской цивилизации».

Та давняя встреча с великим мыслителем ХХ века, его рассуждения об истории России, о перестройке Феликс до сих пор считает принципиальной вехой в своей журналистской работе.

В 1990 году Феликса пригласили на интервью для радиостанции «Свобода». Многим хотелось услышать из уст известного журналиста-огоньковца, какие именно перемены происходят в бывшей «империи зла». Феликс шел на свое первое выступление на «вражеском голосе» и немного волновался. На его глазах творилась сама история, и он был ее непосредственным участником… Рассказывал о Москве, о Ленинграде, об известных людях, о гласности, о Горбачеве, о трагических событиях истории и светлых надеждах на будущее… Он был возбужден, открыт, честен, и вряд ли тем, кто слушал передачу, доводилось в своей жизни слышать так много правды и искренности от представителя советской прессы. Интервью прошло с оглушительным успехом, звонки на радиостанцию шли еще много времени спустя после окончания передачи.

Руководству радиостанции пришлась по душе раскованная манера Феликса Медведева вести диалог в эфире, его откровенность и информированность, и журналисту предложили побыть в Мюнхене еще немного, чтобы вести регулярные передачи, связанные с событиями в СССР. Это «немного» растянулось на месяц, а позже журналист вспоминал: «Поработал. Да так, что долго, как говорится, спина болела. Работа на «Свободе» была действительно ра-бо-той! Нет у тебя ни помощников, ни посыльных, ни редакторов, ни машинисток. Все делаешь сам, от поиска и подачи материала до его «выброса» в эфир».

За минуту до очередного выхода в эфир на радиостанции «Свобода» в Мюнхене. Журналист до сих пор сожалеет, что, уезжая домой, забыл в рабочем столе десятки интереснейших писем читателей «Огонька», которые привез из Москвы для использования в передачах популярного европейского радио. Фото корреспондента «Известий» В. Ахломова

В конце оговоренного срока нашему герою позвонили:

– Феликс, зайдите, пожалуйста, к нам, договоримся о следующих выступлениях – люди звонят беспрерывно! Да, и еще момент – загляните к нам в финансовый отдел, за гонораром…

– Гонораром? – он был приятно удивлен.

– Конечно, – подтвердил собеседник. – А как же иначе?..

Получив от бывшего «вражеского голоса» весьма солидный для советского репортера гонорар в немецких марках, Феликс почувствовал себя обеспеченным джентльменом. «Это тебе не 20 болгарских левов!» – ощупал он с удовлетворением «инвалюту», как тогда называли денежные знаки иностранных государств. А что делает джентльмен, располагающий крупной суммой? Покупает подарок даме сердца. Феликс тут же кинулся в магазин мехов и купил Миле шубку из колонка. Ему захотелось побаловать свою хрупкую возлюбленную дорогим и дефицитным подарком.

Ну, и конечно, русский книжный магазин в Мюнхене сделал на библиофиле из Москвы хорошую выручку.

Харьков. Конец 60-х. Группа веселых молодых людей дурачится, читая друг другу стихи, экспромты, пародии. Вагрич Бахчанян, художник и оригинал, славился среди друзей умением «припечатать» раз и навсегда. Среди его афоризмов – «Искусство принадлежит народу и требует жертв», «Береги честь спереди», «Я испытываю чувство юмора за свою Родину», «Дурная слава КПСС», «Нет ли лишнего партбилетика?». Сам «Бах» любил заметить, что он армянин на 150 процентов, потому что даже его мачеха – армянка. Однажды, в разгар веселья, его посетила мысль: а не наградить ли друзей-литераторов симпатичными псевдонимами? Идея была подхвачена с большим воодушевлением, и скоро привычные «постные» фамилии сменились на эпикурейские, вроде «Буханкина» и «Одеялова».

– А Эдик Савенко у нас будет… – с видом злоумышленника повернулся Бах к очередной жертве. – Лимонов!

– Почему «Лимонов»? – удивился Эдик.

– Почему ли?.. – подмигнул Бах.

Именно Феликсу Медведеву, первому из советских журналистов, предстоит узнать, кто именно стал «отцом» известной ныне на весь мир фамилии Лимонов.

Феликс открыл для себя Париж осенью 1989 года, и во многом благодаря Татьяне Ивановне Лещенко-Сухомлиной. Идя навстречу неуемному, живому интересу журналиста, она помогла Феликсу провести телефонное интервью с Жоржем Сименоном, своим близким другом, чьи романы переводила. Она так часто рассказывала Феликсу о французских друзьях, среди которых блистали ослепительно яркие имена парижской богемы, о своей насыщенной, праздничной жизни в Париже 30-х годов, что журналист загорелся идеей увидеть легендарную столицу. К тому же именно там, в неизменно притягательном для русских городе, жили известные диссиденты и запрещенные в советскую эпоху поэты, писатели-эмигранты. Как только «железный занавес» приподнялся, Феликс, заручившись поддержкой Татьяны Ивановны, лучшей из всех возможных гидов-переводчиц, ступил на французскую землю. Незадолго до этого момента Татьяна Ивановна, волнуясь, быстренько записала в дневнике: «2 ноября 1989 года, в поезде Москва – Париж. Через несколько минут мы в Париже. Я до сих пор не могу опомниться и осознать это – все в каком-то тумане…»

Их встретили знакомые Татьяны Ивановны, среди которых была Андрэ Робель, переводившая для Франции Пастернака и Солженицына. Феликс и Татьяна Ивановна поселились у Андрэ, которая улетала в Боливию на следующий день и оставляла в распоряжение гостей уютную четырехкомнатную квартиру. Начались первые встречи, первые прогулки по городу, такому блистательному и туманным утром, и в ранних осенних сумерках. Татьяна Ивановна с замиранием сердца рассказывала Феликсу о памятных местах. Вот улица Жакоб, которую она когда-то называла своей, вот любимый Нотр-Дам, упрятанный среди высоких особняков старинного квартала Иль-де-ла-Сите… Песчаные дорожки Люксембургского сада, черные витые ограждения мостов, Елисейские поля с их вечным праздничным гулом, книжные и антикварные лавки, лотки букинистов вдоль очаровательных набережных, легендарное кафе «Клозери де Лила», крутые лестницы Монмартра, Париж обожаемых Феликсом Хэмингуэя и Модильяни… Художник Поль Моро, принимая гостей, тут же гордо предъявил дом в своем дворе:

– Вот здесь жил Пикассо, здесь, этажом ниже – Дега, а вот здесь была квартира Сары Бернар…

Феликс вдыхал воздух Парижа, чувствуя себя молодой гончей на первой охоте. Он едва успевал поесть, почти не спал, стараясь охватить неохватный Париж. Гений российского художественного андеграунда Олег Целков, старый киношник Борис Айзенштадт, бывший дипломат Жан Катала, благодаря переводам которого Франция узнала Шолохова, Рыбакова, Солженицына, редакция эмигрантской газеты «Русская мысль», потомки царственных Романовых – люди, места сменяли друг друга, как яркие стеклянные картинки калейдоскопа. В магазине русской книги Феликс познакомился с Иссой Паниной, вдовой замечательного ученого, философа и писателя Дмитрия Панина, ставшего прообразом Сологдина – одного из героев романа Солженицына «В круге первом». Исса Яковлевна пригласила Феликса к себе, в городок Севр, что недалеко от Парижа, и доверила журналисту знакомство с архивом своего мужа. Трепеща над каждым листком, Феликс читал письма Александра Исаевича своему другу и от всей души сожалел, что не удалось лично познакомиться с Паниным – Дмитрия Михайловича не стало всего год назад… Позже, приезжая в Париж, Феликс обязательно звонил Иссе Яковлевне и при случае заезжал с визитом.