Тогда должны были активизироваться и мы с Виктором. Четкого плана, каким образом нам удастся вывести Куницкого и его компанию на чистую воду, мы не имели. Однако я надеялась, что мы сумеем спровоцировать преступников на противоправные действия, если помешаем им. Они тоже связаны дефицитом времени – в любую минуту суета вокруг развалин может возобновиться – поэтому они наверняка не станут церемониться. Может быть, тогда полковник Карпенко наконец поймет, кто есть кто в этой драме, и примет соответствующие меры? О том, чем может это грозить нам, я особенно не задумывалась, утешая себя известной мужской поговоркой: «Раз пошла такая пьянка – режь последний огурец».

И вот наконец это случилось. Пан Барабаш вернулся домой в неурочное время и, деликатно постучавшись ко мне в дверь, огорошил сообщением:

– Только что от пана Леопольда! Профессор-то ваш съехал! Вчера поздно ночью вдруг собрался и съехал. Будто приспичило ему. Пан Леопольд уверен, что за профессором приезжала какая-то машина. Вы спросите меня, зачем приличному человеку, профессору бежать куда-то сломя голову, да еще ночью? Я вам этого не скажу – сам ломаю голову. Но профессор у пани Шленской больше не живет.

– Ну что ж, тогда пришло время съезжать и нам, – сказала я с улыбкой. – Спасибо за хлеб за соль, пан Барабаш, но нам пора установить, куда сбежал наш приличный человек. Только, сдается мне, не такой уж он и приличный…

– За приличия не скажу, – глубокомысленно промолвил Барабаш, – а вот профессор из него такой же, как из меня папа римский! Мне кажется, от этого человека лучше держаться подальше. Помните об этом, когда станете совать нос в его дела.

– Последняя просьба, пан Барабаш, – сказала я, – подбросьте нас до замка – оплата по двойному тарифу, как договаривались.

Барабаш долго молчал, раздумывая и шевеля губами, а потом сказал:

– Замок не убежит, пани Ольга. Вечерком и поедем. А до того времени как раз и рассчитаемся, подобьем, как говорят деловые люди, баланс…

Когда подбили баланс, на улице уже стемнело, а наши карманы изрядно полегчали. Пан Барабаш не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести. Как делового человека, его мало интересовала моральная сторона дела. Не смущало его и то, что он выпроваживает нас из дома ночью – собственная безопасность была для него гораздо важнее. Впрочем, я все-таки испытывала к нему чувство благодарности – если бы не он, наше положение было бы совсем жалким. Просто полночь не самое удобное время, чтобы начинать новое дело.

Жилище Барабаша мы покидали с великими предосторожностями. Хозяин непривычно много нервничал и призывал нас вести себя тише воды ниже травы. Теперь, получив деньги, он думал только об одном, как бы побыстрее и незаметнее от нас избавиться.

Выехали из города окольной дорогой, по обочинам которой росли какие-то буйные травы, долго петляли в темноте. В какой-то момент рядом мелькнула серебристая гладь реки, на фоне которой густо топорщились метелки тростника. Потом дорога свернула в густой перелесок у подножия отлогого холма, и тут машина Барабаша неожиданно встала.

– От бисова дочь! – весело сказал наш благодетель, покачал головой и, открыв дверцу, колобком выкатился наружу.

Мы с Виктором переглянулись. Что произошло? Перебоев в работе двигателя мое ухо не уловило, путь впереди, кажется, тоже был совершенно свободен – причина остановки была непонятна.

Тем не менее Барабаш откинул капот и что-то долго рассматривал в моторе. Потом вернулся, просунул голову в окошко и извиняющимся тоном сказал:

– Помощь треба! Может, подержите чуток? Я бы не тревожил, да там только втроем справиться…

Заинтригованные, что там такое требуется держать втроем, мы с Виктором выбрались из машины. Вокруг шумел лес. Где-то за холмом протяжно кричала сова. В плотном луче света от зажженных фар плясала разномастная мошкара.

И тут пан Барабаш совершил странный и совершенно несвойственный ему поступок – он вдруг присел и с прытью кенгуру сиганул в сторону от дороги. На обочине хрустнули сучья, и послышался шум рухнувшего тела.

Каюсь, я и в этот момент еще ничего не сообразила. Мой мыслительный процесс подстегнул ослепительный свет фонаря, ударивший вдруг в лицо, и шум раздвигаемых еловых ветвей. Влипли, подумала я, ослепнув на мгновение, и тут же сильная рука схватила меня за горло.

Я еще успела скосить глаза в сторону и увидеть, как похожий луч света выхватил из темноты фигуру Виктора и как на него надвинулась какая-то зловещая тень. Все это происходило без слов, как в немом кино, и от этого казалось еще более жутким. Но тишина держалась только до того момента, как Виктор начал действовать.

Он пришел в себя гораздо быстрее меня. Нападавшие явно не рассчитывали на это. Безоружный худощавый Виктор не казался им серьезным противником.

А он между тем действовал. В последнюю секунду я увидела, как его лицо, казавшееся бледным от направленного в упор луча света, вдруг нырнуло куда-то вниз и исчезло. Потом я услышала, как кто-то ахнул от боли, и фонарь погас. Меня тут же бесцеремонно швырнули на землю, так что я на некоторое время как бы отключилась.

Когда же я пришла в себя, то услышала треск сучьев, мягкий топот по усыпанной хвоей земле, какие-то невнятные выкрики и наконец хлесткий звук выстрела, раскатившийся эхом по холмам.

– Нихт шиссен! – прокричал рядом чей-то злой голос и тут же добавил по-русски: – Не стрелять, идиоты!

Выстрелов больше и правда не последовало. Зато в разные стороны раскатился удаляющийся топот, а потом все стихло. Насколько я могла понять, Виктору удалось сбежать и теперь его преследовали. По моим представлениям, в погоне участвовали три или четыре человека. Один остался. Черной неподвижной тенью он возвышался надо мной, весь уйдя в слух.

Эта неподвижность и сосредоточенность в какой-то степени обманули меня, и, собравшись с силами, я попыталась незаметно отползти в сторону. За это я немедленно была наказана сильнейшим ударом ноги под ребро. У меня перехватило дыхание, и правый бок весь словно вспыхнул огнем. Я поняла, что здесь все всерьез, и больше рисковать не стала.

Лежа на прохладной лесной земле, я попыталась сообразить, что произошло. Когда способность связно мыслить в какой-то степени восстановилась, я вдруг поняла, что мы стали жертвами самого обыкновенного предательства. Весельчак Барабаш вытянул из нас почти все деньги, а потом продал нас. Но кому? Только не полковнику Карпенко. Тот ни за что бы не стал действовать в таких опереточных декорациях. Это был бы совсем не его стиль. Нет, это могли быть только люди профессора Куницкого. Больше нами тут никто не интересовался.

Но это могло означать только одно – мы влипли по-настоящему и в самое ближайшее время нас должны прикончить. Виктор сообразил это раньше меня и сделал единственно правильный выбор. Меня одну убивать не станут. Пока кто-то из нас на свободе, преступники будут чувствовать себя связанными по рукам и ногам, ведь этот кто-то может привести на развалины милицию. Нет, они должны расправиться с обоими. Значит, еще поживу, с некоторым облегчением решила я.