Начальник Службы тайных операций поставил пустую чашечку на поданный Джеймсом поднос и, как если бы в глубокой задумчивости, прошелся из угла в угол просторной гостиной. Остановился напротив бывшего лешего:

— Вот, Шепетуха, к каким трагическим последствиям может привести элементарное нежелание мыслить…

У внимавшего словам высокого начальства лешего от дурного предчувствия подгибались ноги, но он все-таки сделал над собой усилие и попытался хоть немного оправдаться:

— Я искуплю, экселенц, я приложу все силы! Я костьми лягу, а не дам Серпухину замочить в Угличе мальчишку…

Заметив, как быстро меняется выражение лица Черного кардинала, Шепетуха запнулся.

— Послушайте, — поморщился Нергаль, — мало того что несете сущую чушь, вы еще и не выбираете выражения! Это словечко «замочить»!.. Да, мы запустили программу тотального оглупления россиян, но это вовсе не значит, что и вам надо читать газеты и смотреть поганый ящик. Моей службе, Шепетуха, примитивы не нужны, достаточно того, что Департамент как целое утратил изобретательность в манипулировании грехами…

Леший стоял понурившись. Он ясно понимал, что в этот момент решается его судьба, и отчаянно нуждался в помощи, которая, к его крайнему удивлению, не замедлила прийти. Отиравшийся рядом Ксафон рухнул на колени:

— Экселенц! Кровью смоем!..

Казалось, такое поведение беса второго разряда поразило даже Черного кардинала.

— Кровью смывают люди, а вы для разнообразия поработайте мозгами… — усмехнулся он, и Шепетуха понял, что непосредственная опасность миновала.

Однако Нергаль продолжал недовольно хмуриться. Он уже готов был отдать приказ вернуть Серпухина в двадцать первый век, но вдруг вспомнил Крысю и тут же почувствовал острый, словно нанесенный шпагой, укол ревности. Великий и могущественный Черный кардинал, начальник Службы тайных операций Департамента Темных сил, он… позавидовал человеку! И человеком этим был не кто иной, как его же подчиненный, а ныне еще и подопытный. Ничтожный и суетливый и к тому же совсем не молодой, много грешивший и мало что в жизни понявший, именно Серпухин тем не менее встал на его пути. Не составляло труда оставить Мокея во власти Ивана Грозного или просто стереть его в порошок и с лица земли, но заставить Крысю себя полюбить Нергалю было не по силам. И опять на него нахлынуло странное, не беспокоившее его на протяжении тысячелетий ощущение, что чего-то главного в этом мире он не понимает.

Начальник Службы тайных операций до боли стиснул зубы. Речь шла о принципе, и тут ничто, не говоря уже о человеческих слабостях, не могло его остановить.

— Серпухина из шестнадцатого века срочно убрать! Без ущерба для средневековых реалий и повреждения исторической канвы событий. Не хватало только, чтобы из-за вашей самодеятельности Мокей получил в народе ореол мученика. Сработать ювелирно, по всем правилам, чтобы в хрониках не осталось ни малейшего намека на наше вмешательство. И запомните, — повысил он голос, — я вами недоволен! Очень возможно, что в качестве ручки и цепочки в женском туалете вы принесли бы Департаменту куда больше пользы…

Поскольку никто их не отпускал, Шепетуха и Ксафон продолжали понуро стоять у стены, дружно глядя перед собой в пол. Нергаль тем временем вернулся в кресло напротив разожженного камина и погрузился в размышления. А подумать ему было о чем! Нет, разочарования он не испытывал, поскольку не связывал с авантюрой с Грозным больших надежд, но и окончательное решение о дальнейшем ходе эксперимента еще не принял. В голове его витали разные мысли, однако ясно было одно: Серпухина надо заставить не аккумулировать чужое зло, а взращивать в душе собственное и, более того, зло это вокруг себя обильно сеять. Ну а потом, когда процесс достигнет апогея и эксперимент войдет в решающую стадию…

Какой-то монотонный, зудящий звук назойливо вторгался в мысли Черного кардинала. Нергаль поднял голову и с удивлением обвел взглядом пространство полутемной гостиной.

— Я ведь что, я хотел как лучше… — едва слышно всхлипывал на одной ноте Шепетуха. Стоял, отвернувшись к стене, словно его поставили в угол. — Собой жертвовал, пытки претерпел…

— Значит, плохо пытали, — желчно, сквозь зубы, процедил Нергаль, — но это мы исправим…

Поскольку в комнате тут же наступила мертвая тишина, начальник Службы тайных операций вернулся к своим размышлениям. «На естественный ход событий полагаться не следует, — думал он, пытаясь нащупать правильный алгоритм действий, — и уж точно одних усилий Алиски будет недостаточно. С другой стороны, особенно спешить тоже не стоит, именно постепенность убивает в человеке все самое лучшее и светлое, заменяя эти качества души черствостью и усталостью. Скорее всего, такого плавного развития событий и следует придерживаться, но процесс деградации личности неплохо бы ускорить, для чего Серпухина необходимо снабдить каким-нибудь особым даром. Гениальность, поскольку гении не бывают счастливы, пожалуй, подошла бы, но она не во власти Департамента Темных сил. Значит, остается нечто более обыденное и глубоко человеческое, что тем не менее выделяло бы Мокея из толпы… — Нергаль поднял голову и посмотрел через стеклянную стену на окрасившееся темными красками небо. — Да, именно выделяло и в то же время вызывало зависть окружающих! Впрочем, — закинул он одну тоненькую ножку на другую, — с этим в России все в порядке, здесь трудно найти то, что зависть не вызывает. Полезно было бы, — продолжил он поиск вариантов, — научить Серпухина переплавлять максимализм юности в изворотливость зрелого возраста, а искренность — в неприкрытый цинизм, но овладение таким искусством требует времени, да и остальные люди сами неплохо с этим справляются. Придется, по-видимому, ограничиться чем-то помельче, хотя, как известно, дьявол как раз и кроется в мелочах…»

Нергаль поднялся из кресла. Быстро наступавшие сумерки стирали с городского пейзажа последние яркие краски. Теперь, когда решение было найдено, можно было не спешить и внимательно его рассмотреть. На первый взгляд ничего особенного, такие вещи встречаются в жизни на каждом шагу, но в том-то и прелесть, что, перехлестывая границы нормальности, приобретенный дар неизбежно обнажит негативные черты характера Серпухина. Поначалу Мокей будет объяснять происходящее игрой теории вероятностей, но очень скоро уверует в свою исключительность, от которой один шаг до смертного греха гордыни, а там только успевай разгребать и прочие грехи. В их ядовитой атмосфере и дадут всходы семена зла, возделывать которые так ловко научились женщины… А заодно уж это станет его, Нергаля, местью!

Начальник Службы тайных операций потер маленькие ручки. В близко посаженных глазах вспыхнули жестокостью язычки огня.

— Что ж, туалетные работнички, пора браться за дело! И запомните, эксперимент входит в решающую стадию, а лимит ошибок у вас исчерпан…

Солнце давно перевалило за полдень, когда очнувшийся от тяжелого сна Серпухин продрал глаза. Воспоминания о прошедшем дне были смутными, но одно представлялось ясным: его опять бросило в конец шестнадцатого века. Всплыл в памяти и ночной разговор с Грозным, и Мокей застонал. Надо ж было так нализаться, чтобы стыдить и попрекать государя! Пили, правда, много, разговоры разговаривали, но как так случилось, что дело дошло до прямых обвинений, Серпухин понять не мог. «А может, это и хорошо, — думал он с появившимся вдруг к себе равнодушием, — может, так оно и лучше. Один взмах топора, и финита ля комедия!» Успокаивало только, что спать бросили не в вонючий чулан, а положили на полати в светелке. Растянувшись под легчайшей пуховой периной, Мокей уставился в чистые доски потолка, с удовольствием вдыхал струившийся через окно свежий, бодрящий воздух. Жизнь представлялась ему странной, но не лишенной своеобразных прелестей. Поддавшись благостному состоянию души, Мокей начал строить радужные планы.