В остальном Хорин действовал по незамысловатой и проверенной схеме.

Неделю назад он приехал на машине из Нижнего в Москву. Полчаса на нехитрый грим в своей столичной квартире, и в соседний с миллионником город поехал другой человек – угрюмый и неразговорчивый житель Воронежа Иванков Игорь Дмитриевич.

Там он снял квартиру на сутки. На следующее утро из неё вышел уже Филипп Шелько, держа курс на автовокзал. Спустя четыре с половиной часа он был в нужном месте.

Снял ещё одну квартиру, заплатив за десять дней. Три из них потратил на подготовку, покупку «творческого» арсенала. Нашёл место, где можно быстро вернуть себе прежнюю внешность и переодеться, избежав чужих взглядов и камер видеонаблюдения.

С Александрой он познакомился в ночном клубе. Судя по всему, Сашуня была если не постоянной посетительницей, то явно не новичком «клуба знакомств», знающей себе цену. Шелько открыто дал понять, что цена его устраивает. Щедрый аванс окончательно убедил Александру, что причин для отказа от знакомства нет.

Потом они поехали к нему. Ночь, проведённая на «сексодроме» в большой комнате, по искушённому мнению Хорина, стоила своих денег. А наутро он вырубил проснувшуюся Сашуню отточенным ударом и перенёс её в соседнюю комнату…

Виталий не выбирал жертву сам. Темный наставник подсказывал, куда и когда пойти. И не было случая, чтобы Хорин испытал хоть намёк на разочарование. Среди убитых им женщин не встречалось похожих, все они отличались друг от друга точно так же, как и личины Хорина…

Теперь ему оставалось только снять грим и покинуть город. Хозяйка квартиры явно была довольна сговорчивым клиентом и вряд ли наведается в квартиру раньше оговоренного срока. Тело Сашуни Хорин отнёс в ванную, налил холодной воды, чтобы замедлить разложение.

Когда её обнаружат, то начнут искать Филиппа Шелько, которого хозяйка должна была прекрасно запомнить. Как до этого искали Олега Градина, а до него – Ярослава Мелецкого…

Виталий специально делал свои новые личности броскими, выпуклыми. Это отчасти являлось игрой, вызовом. Потому что настоящая внешность Хорина была как у идеального шпиона – блёклая, невзрачная.

Он не сомневался, что с какого-то момента «убойщики» установили связь между жертвами – частью или даже всеми. Наверняка поняли, что Хорин убивает два раза в год, не переходя эту черту. Скорее всего, сделали ещё какие-то выводы. Не может же быть, чтобы в такой профессии обретались сплошь тугодумы и лентяи; без толковых сыскарей явно не обходилось…

Но поймать человека, который ни разу не показал своё истинное лицо, не оставляет следов и убивает, не придерживаясь хоть какого-то подобия системы… У Хорина были все основания считать, что этого никогда не случится.

Избавившись от мусора, он вытер руки влажной салфеткой, выбросил пустую упаковку туда же. Ещё час-полтора, и большая часть этой поездки будет выкинута из памяти с такой же лёгкостью. Останется лишь отрезок в несколько часов, суть…

– Можно вас побеспокоить?

Виталий мысленно похвалил себя за то, что не вздрогнул. Он не ожидал вопроса. Ни этого, ни другого! Потому что в радиусе нескольких десятков метров от контейнера никого не было, в чём Хорин убедился при подходе к нему.

Он спокойно повернулся, придав лицу выражение «по будням не подаю». И не удержался, удивлённо моргнул, рассматривая стоящего перед ним человека…

Тот был примерно на четверть века старше Виталия. Одного с ним роста, лошадиное морщинистое лицо, впалые щеки, вислый нос, пугающий бугор кадыка на худой шее. Короткий, задевший обе губы шрам приклеил к ним постоянный намёк на брезгливую усмешку. Длинные и ещё довольно густые седые волосы, в «художественном беспорядке» спадающие из-под кепки-«аэродрома» на сутулые плечи под чёрным плащом. Пальцы пианиста и смертельно уставший взгляд светло-серого правого глаза… Левый целиком скрывало страшное, будто бы обожжённое и зарубцевавшееся веко.

Он не походил на бомжа или «аристократию синей крови». Одежда выглядела относительно опрятной и чистой, да и вони, зачастую сопровождающей обитателей социального дна, Виталий не чувствовал.

В полуметре от одноглазого стоял непременный атрибут гипермаркетов – большая тележка на колёсиках. Застеленная толстым непрозрачным полиэтиленом, закрывшим решетчатые стенки и дно, и почти доверху заполненная всякой всячиной. Хорин разглядел поцарапанный электрочайник без подставки, россыпь покетбуков с затрёпанными обложками, войлочный бот «прощай, молодость». Проволочное кольцо, на котором, как баранки, висело несколько пластмассовых солдатиков-зверобоев, бок небольшого глобуса, жестяную коробку с тиснением и цветастой росписью… Из глубины памяти всплыло отдающее затхлостью и почти забытое слово «старьевщик».

– Что надо? – недовольно спросил Хорин-Шелько. – Только быстро.

– Да-да, конечно, – заверил старьевщик. – Поверьте, вам это очень нужно. Сейчас…

Он повернулся к тележке, одним движением сковырнул крышку с коробки. И быстро начал копаться в её постукивающем и позвякивающем содержимом.

– Мне нич… – раздражённо начал Виталий. Но старьевщик уже что-то выудил из жестяного нутра и поворачивался к Хорину.

– Вот!

Хорин заткнулся на полуслове. Кое-как сглотнул закупоривший горло ком – вязкий, шершавый…

На ладони старьевщика лежал брелок в виде единорога. Серебряный, изящный, не похожий на конвейерную поделку. Виталий видел такой лишь единожды. Шестнадцать лет назад, в Екатеринбурге, у голубоглазой болтушки Ларисы.

Своей первой неслучайной жертвы.

Хвост и копыта того единорога были выкрашены алым лаком для ногтей. Лариса рассказывала, что сделала это сама – «для красоты и прикола». Этот был чистым, но на хвосте вроде бы проглядывало что-то красноватое, напоминающее не до конца счищенный или облупившийся лак. У безделушки уже не осталось прежнего блеска, она была потускневшей и поцарапанной. Словно эти шестнадцать лет оказались далеко не праздными и безоблачными…

Хорин поднял взгляд на старьевщика:

– Откуда это у тебя?…

– Какая разница! – Тот сунул руку в карман, словно боялся, что Виталий выхватит брелок. – Купите. Цена моя, торговаться нельзя.

– Беру. – Шелько опять занял место Хорина. – Сколько хочешь?

Старьевщик прищурился, как будто раздумывая – не стоит ли задрать цену. И чётко выговорил:

– Мизинец.

– Что-о-о?

Старьевщик молча показал ему оттопыренный мизинец.

– Что? – изумлённо повторил Виталий. – Сдурел, старый?!

– Купите, – с нажимом повторил продавец прошлого. – Вам это надо. Цена моя.

Хорин быстро огляделся. Как назло, от подъезда ближайшей пятиэтажки к контейнеру топала троица: вертлявая белокурая дочка, фигуристая смазливая мамаша и глава семьи с фактурой боксёра-тяжеловеса и двумя пакетами мусора.