— Что вы хотите сказать своими словами? — процедила Маргарита.

— Давайте послушаем Кальмана Иванова и Марту Елкину, — предложил Костин.

По мере того как бывший следователь и бывшая бэк-вокалистка делились информацией, у Маргариты вытягивалось лицо, а Лиза все сильнее ерзала в кресле.

Когда оба свидетеля закончили, Карпов решил подвести черту:

— Я занимался делом Валентина Бракова и выяснил, что его отец тоже добровольно ушел из жизни. Вначале я подумал о семейном безумии. Случается, что в одной семье какая-то ветка вся кривая. Бабушка-мать-дочь — с биполярным расстройством. Или прадед-дед-отец-сын — слышат голоса. И характеры у родных часто совпадают. Возьмем Браковых. Лев — прекрасный композитор, борец с «фанерой», радетель за чистоту исполнения, нетерпимый к невеждам, бесталанным певунам. Если охарактеризовать Льва кратко: он был одержим гордыней, считал себя гением, остальных земляными червями, полагал, что талант дает ему право втаптывать в грязь тех, кого ангел при рождении не поцеловал в лоб. К слову сказать, люди такого склада редко решаются на самоубийство. А что с Валентином? Он уникальный диагност, стоял горой за пациентов, готов был загрызть каждого, кто спустя рукава заботится о его пациентах, жестко вел себя по отношению к коллегам, если те допускали ошибки, пусть даже крошечные. Говорил с пафосом, громко рассуждал о долге врача, постоянно подчеркивал: он никогда не совершал необдуманных шагов. Отец и сын имели разные профессии, но вели себя одинаково. Маргарите Федоровне отчаянно не повезло, вопреки пословице в нее угодило с разницей во много лет два снаряда. Сначала муж-убийца, потом сын-маньяк. Непростая ситуация. Но из нее нашелся выход. Если человек умирает, то уголовное дело на него не заводят из-за смерти основного подозреваемого. Суд не состоялся, приговор не зачитывался. И Лев, и Валентин легли в могилу в статусе обычных граждан, не преступников. Со старшим Браковым это отлично прокатило. Случайная смерть. Благодаря Кальману никто не докопался до правды. А вот с Валентином пришлось изображать самоубийство, потому что он, опытный кардиолог, никак не мог больше, чем надо, пилюль слопать. Но почему-то никто не удивился, что врач использовал древний препарат. В биографии Маргариты нет темных пятен — «муж-убийца» и «сын-маньяк». Она может спокойно заниматься своими гостиницами.

— Поток бреда, — резюмировала пожилая дама.

— Я сохранил диктофонную запись, — заметил Кальман.

— Подделка! — отрезала Рита. — Пошли, Лиза! Вставай, нам пора!

Невестка не шелохнулась, она сидела с абсолютно прямой спиной и заговорила, не меняя позы:

— Валечка был прекрасным мужем. Да, иногда мы ссорились. Я обижалась, что супруг живет на работе, упрекала его: ты любишь пациентов больше, чем меня. Он отмахивался. Весьма говорливый в клинике, дома Валя предпочитал молчать. И это меня тоже порой до слез доводило. Я начинала к нему приставать:

— Зайка, скажи хоть слово!

Он вздыхал:

— О чем?

— Как ты меня любишь?

— Очень.

— Подробнее.

— Сильно.

— Этого мало.

Вот такой был диалог, как правило. И заканчивался он всегда одинаково. Я принималась плакать, Валя уходил. Я бежала за ним, пыталась объяснить, что мне нужно его внимание… Один раз я так зарыдала, что из носа кровь пошла, а муж даже не шелохнулся. Я заорала:

— Ты камень! Почему не видишь, как мне плохо? Прошу хоть каплю интереса ко мне.

Он как будто выплюнул:

— Не так просят!

И заперся в кабинете. Здорово, да? Но потом муж вдруг пригласил меня к себе в отделение на экскурсию. Я увидела больных в трубках, на аппаратах, без сознания, родственников, которые тряслись в коридоре, и внезапно поняла: я жуткая эгоистка. У супруга неимоверно тяжелая профессия, от его действий зависит жизнь человека. И перестала истерить. Мы стали очень счастливой парой. Жили прекрасно. Однажды Валентин приехал домой непривычно рано, выключил телевизор, который я смотрела, и коротко сказал:

— Поговорить надо.

У меня екнуло сердце. Все мужчины ненавидят эту фразу и почти никто ее не употребляет. Сие высказывание из женского репертуара. Но мы с Валей никогда не беседовали на вечные темы о любви, смысле жизни, браке… Вели бытовые разговоры: что купить, что на ужин съесть, куда отдыхать полететь. И вдруг! «Поговорить надо». Я подумала: «Он завел любовницу, хочет развода. Не отдам мужа. Пусть хоть гопак тут пляшет, деньги предлагает, квартиру оставляет, никогда его не отпущу». Потом меня осенило: «Дрянь, которая в нашу семью влезла, — беременна. Валя честный человек, он хочет на любовнице жениться. Дать младенцу свою фамилию». И тут мне крыть нечем. У меня малыш даже по ЭКО не получился. Сделала несколько попыток, все впустую.

А он повел беседу совсем не о том, что меня взбудоражило. Завел речь о пациентах, кричал, как он в них душу вкладывал, из когтей смерти вырвал. Вот, например, Ольга Наумова. Валентин ее после тяжелого сердечного приступа на ноги поставил, объяснил учительнице: ей нельзя более с утра до ночи работать, надо отказываться от репетиторства и простужаться очень опасно. Ушла Ольга домой вполне бодрой. И что? Дочь ее, Раиса, лентяйка, хабалка, матери скандалы закатывала:

— Ни фига не делаешь, дома сидишь, а я без денег! Квартиры своей нет, личной жизни поэтому никакой.

Наумова опять принялась по городу носиться, схватила воспаление легких, на его фоне инфаркт, снова у Бракова очутилась, рассказала ему, что дочку пожалела, пахать начала, чтобы Раечка могла квартиру снимать.

Валентин дико рассвирепел, нашел в истории болезни телефон девицы, поехал к ней, скрутил, заткнул рот, стал мучить. Хотел дочери показать, как Ольге плохо пришлось, как у нее все болело, а она бегала по урокам, терпела. Раиса умерла. Валентин повесил ей на шею табличку «Наказана» и понял, что он не подумал, как унести труп.

— Зачем? — не выдержала я. — Почему он тело в квартире не оставил?

— Вы еще не сообразили, что у Валентина крышу сорвало? — огрызнулась Лиза. — Нельзя его нормальной меркой мерить!

— С больной головой, но сообразил грабителя Илью вызвать, — не сдалась я.

— Из институтского курса психиатрии я хорошо помню, что маньяки нормальные люди, пока ими страсть не овладеет, — устало произнесла Елизавета. — Валя сначала ушел из квартиры, было утро, он приехал на работу, а потом запаниковал. В апартаментах его следов полно, приедет полиция, могут найти, кто там был. И вдруг поднялся шум, врачу Михаилу Аркадьевичу в столовой плохо стало, его в реанимацию понесли, из кармана его халата телефон выпал. И тут Валю осенило. Он с Михаилом был в хороших отношениях. Бракову одна его пациентка, которую Зальц просил посмотреть, рассказала, что ее сын занимается грабежами, девушек одурманивает, драгоценности снимает, она об этом недавно узнала, и ей плохо стало. Валентин взял в отделении карточку Нестеровой, нашел там номер Ильи, позвонил, велел парню забрать труп Раисы и в центре города оставить.