Это я мог принять. Но даже мне трудно было поверить, что коп убил Салазара преднамеренно. Я знал, что они на такое способны, но не готов был допустить, что они взаправду это сделали… Потому что, едва я в это поверил бы, пришлось бы принять и мысль, что они готовы убить любого, кто их разозлит. Даже меня.

Что до высказываний Акосты, я достаточно хорошо его знал, чтобы понимать, как он может выдвигать обвинение в убийстве прилюдно… Но также достаточно хорошо его знал, чтобы быть уверенным, что он не попытается повесить эту чудовищную лапшу на уши мне. Поэтому, естественно, наш телефонный разговор меня взбудоражил. Я думал и думал о нем, обуреваемый собственными мрачными подозрениями, что Оскар сказал правду.

В самолете до Лос-Анджелеса я пытался разобраться в этом деле, в его «за» и «против», перебирая кипу газетных вырезок и собственных заметок о смерти Салазара. К тому времени шестеро предположительно надежных свидетелей дали показания под присягой, которые по ряду важнейших моментов решительно расходились с версией полиции, которой все равно никто не верил. В отчете шерифа по этому инциденту было кое-что очень пугающее: он не был даже хорошей ложью.

Через несколько часов после того, как Times обрушила на улицы новость, что Рубена Салазара на самом деле убили не уличные снайперы, а копы, шериф ответил яростными нападками на «известных диссидентов», которые в тот уик-энд слетелись в Восточный Лос-Анджелес, чтобы, по его словам, спровоцировать катастрофические беспорядки в американо-мексиканских кварталах. Он хвалил своих помощников за умелое рвение, которое они проявили, водворив порядок всего за два с половиной часа и «тем самым предотвратив холокост много большего масштаба».

Питчесс не назвал по имени ни одного «известного диссидента», но утверждал, что они совершили «сотни провокаций». По какой-то причине шериф забыл упомянуть, что его помощники уже засадили в тюрьму одного из самых видных активистов-чикано в стране. Корки Гонсалес был арестован во время субботних беспорядков по ряду обвинений, которые полиция так и не огласила. Гонсалес, бежавший из зоны беспорядков на грузовике вместе с еще двадцатью восемью людьми, был арестован сначала за нарушение правил дорожного движения, потом за незаконное ношение оружия и, наконец, «по подозрению в грабеже», когда полиция нашла у него в кармане триста долларов. Инспектор полиции Джон Кинслинг заявил, что это «рутинное» задержание. «Всякий раз, когда мы останавливаем превысившего скорость и обнаруживаем в машине оружие и наличие крупной суммы денег, – сказала он, – мы задерживаем его по подозрению в грабеже».

Гонсалес поднял обвинение на смех, заявив: «Всякий раз, когда у мексиканца находят больше ста долларов, его обвиняют в уголовном преступлении». Первоначально полиция заявляла, что при нем был заряженный пистолет и более тысячи патронов, а также несколько отстрелянных гильз, но к среде обвинения в уголовных преступлениях были сняты. По поводу «грабежа» Гонсалес сказал: «Только дурак или сумасшедший поверит, что двадцать девять человек ограбят лавку, а после прыгнут в грузовик, чтобы всем вместе удрать». По его словам, он сел в грузовик со своими двумя детьми, чтобы увезти их подальше от полицейских, которые поливали слезоточивым газом митинг, куда его пригласили как одного из основных ораторов. Найденные при нем триста долларов – сумма на расходы для него и его детей: на обеды в Лос-Анджелесе и три автобусных билета из Денвера в Лос-Анджелес и обратно.

Вот степень причастности Корки Гонсалеса к делу Салазара, и, на первый взгляд, о его участии даже упоминать не стоит, – вот только по сети лос-анджелесских юристов прокатился слух, что обвинение в грабеже лишь уловка, чтобы задержать Гонсалеса и повесить на него разоблачение заговора «чиканской семерки», обвинив в том, что он приехал из Денвера с намерением учинить беспорядки.

И шериф Питчесс и шеф полиции Лос-Анджелеса Эдвард Дэйвис поспешили ухватиться за эту теорию, которая послужила бы прекрасным оружием: не только напугала бы местных чиканос и обезвредила известных на всю страну активистов вроде Гонсалеса, но ее можно было бы использовать как своего рода дымовую завесу «красной угрозы», чтобы скрыть гадкую реальность убийства Рубена Салазара.

Шериф выпустил первый залп, заслуживший гигантский заголовок через всю полосу во вторничной Los Angeles Times и про полицейский подвал в воскресной Gerald Examiner. Тем временем шеф Дейвис дал второй залп со своей колокольни в Портленде, куда отправился одаривать своей мудростью съезд Американского легиона. Вину за все беспорядки той субботы Дейвис возложил на «группу отъявленных подрывных элементов, которые проникли на антивоенный митинг и превратили его в разъяренную толпу, которая, обезумев, вскоре распоясалась поджогами и мародерством». «Десять месяцев назад, – объяснил он, – коммунистическая партия Калифорнии заявила, что делает теперь упор не на черных, а на мексикано-американцев».

Ни в редакционной статье Gerald, ни в заявлениях шерифа или шефа полиции имя Рубена Салазара не упоминалось ни разу. На деле Gerald с самого начала старалась игнорировать проблему Салазара. Даже в первой заметке о беспорядках в воскресенье, задолго до того как возникли «осложнения», классическая ментальность Gerald прослеживалась в заголовке через всю полосу: «Мирный митинг в Восточном Лос-Анджелесе обернулся кровавыми беспорядками. Один человек застрелен. Разграблены и сожжены дома». Фамилия Салазара коротко всплыла в заявлении представителя департамента шерифа округа Лос-Анджелес – спокойном и взвешенном заверении, что в Лагуна-парке в ходе кровавого столкновения полиции с боевиками неизвестными лицами был застрелен «репортер-ветеран». Вот вам и, пожалуйста, Рубен Салазар.

Вот вам и, пожалуйста, лос-анджелесская Gerald Examiner -поистине гнилая газетенка якобы с самым большим дневным тиражом в Америке. Как одно из немногих уцелевших изданий Херста, она служит извращенным целям, превратившись в памятник всего, что есть дешевого, продажного и порочного в журналистике. Трудно даже понять, как усохшее руководство Херста еще находит достаточно умственных калек, невежд и душевнобольных папистов, чтобы набрать штат гнилой газеты вроде Gerald. Но каким-то образом умудряется… А еще умудряется продавать уйму рекламы в своем монстре. А это значит, что газетенку действительно читают и, возможно, воспринимают всерьез сотни тысяч людей во втором по величине городе Америки. Сверху редакционной полосы, сразу за предостережением о Красной Угрозе, была помещена огромная карикатура, озаглавленная «На дне вещей». Изображен на ней был пылающий «коктейль Молотова», влетающий в окно, а на донышке бутылки (дно, понимаете?) скрещенные серп и молот. Сама редакционная статья преданно следовала обвинениям Дейвиса-Питчесса: «Многие диссиденты приехали сюда из других городов и штатов, чтобы присоединиться к агитаторам Лос-Анджелеса в разжигании крупных, заранее запланированных беспорядков. Холокост большего масштаба не разразился лишь благодаря храбрости и тактике помощников шерифа. Арестованных следует судить по строжайшей букве закона. Следует удвоить меры предосторожности, дабы предотвратить повторение столь преступной безответственности». Что Hearst Examiner до сих пор существует, многое говорит об умонастроениях в Лос-Анджелесе, – а еще, возможно, об убийстве Рубена Салазара.