— Да меня ледостав на Вечевом Поле застал, возле Свинческа. Я там и думал пристать, меня Веледар обещал приютить по старой дружбе, а глядь — от Станилы люди приехали, к себе зазвал и целый месяц не пускал. Как лед встал, я от него еле вырвался, да тут не сильно разгонишься. На Волхове в каждом жилье по три дня держали — всем все расскажи, всем все покажи, а то и подари чего-нибудь по-родственному! Думал, разденут по дороге до исподки! У нас же везде теперь родня, с самого Станилы начиная! У Вышени седьмицу жил. Не выпускал, хрен бородатый, обидеться грозил. Чего-то ему от меня надо было, а чего — я не понял.

— Чего надо — ты зять его любезный! — Милорада усмехнулась. — Любимого внука отец!

— До сына не давал добраться поскорее. Так чего — с ней не решили? — Велем кивнул отцу на Велемилу в волчьих шкурах, стоявшую возле него с радостным лицом. — Я уж думал, деву дома не застану, что этой осенью все и сладится.

Поняв, о чем он, девушка помрачнела и отвернулась. Обручение с плесковским князем, которое пару лет назад заставляло ее сиять от гордости и счастья, превратилось в позор. Любой признал бы, что она уже взрослая и всем взяла. То, что жених так долго тянул со свадьбой, теперь выглядело почти оскорблением и ей, и всему роду.

— Жених тебя ждет, — с досадой ответил Домагость. — Без тебя никак.

— А я что? — возмутился Велем. — Я, что ли, их вокруг дуба водить стану и снопы стелить? Ну, Вольга, ты у меня дождешься! Как Корочун пройдет, поеду к нему словом перемолвиться!

— Ты с ним раз уж перемолвился, — мрачно буркнула Велемила, намекая на давнюю встречу этих двоих, когда Вольга увез из дома Дивляну.

Велем тоже помрачнел. В тот раз он силой отнял у Вольги свою сестру, теперь, похоже, силой будет навязывать другую. Что за пряха им так криво напряла?

— Дивляна-то как? — спросила Яромила.

— Ничего вроде. Девчонка у нее растет. Аскольд все мальчонку ждет, но пока нет. А может, мне не сказали, но на глаз не заметно.

— Не обижают ее там?

— Не жаловалась. Воеводша старая ей прямо как вторая мать, советом помогает, с внучкой няньчится.

— С чьей внучкой? — не поняла Милорада.

— Со св… сестры своей, Аскольдовой матери! — нашелся Велем. — Она, Елинь Святославна, сестра Аскольдовой матери покойной, княгини Придиславы. А их мать, прежняя княгиня, была Предслава Всеволодовна — по ней и Дивлянину девчонку назвали. Только печаль у них у обеих: Белотур из Киева уехал! Сидят вдвоем, носами шмыгают.

— Это куда? — удивился Домагость. — Что — совсем уехал?

— Совсем! Он женат на дочери радимовского Заберислава, помнишь? И сын у них один, Ратеня, Ратибор, справный отрок, Витошке нашему одногодок. А сын Забериславов, Радим, весной погиб.

— Как — погиб? — охнули женщины, по рассказам Велема хорошо помнившие молодого радимичского княжича.

— По дури! Судьба у него злая, вот и погиб! Охотился, за волком скакал, волк на лед, он за ним. Лед, видать, тонкий был, подтаяла полынья, волк тенью пролетел, а под конем проломилось! Коня водяной утянул, Радима вытащили. На третью ночь помер. Дался ж ему этот волк — будто без кожуха замерзнет!

— Это леший был, а не простой волк, — заметила Яромила. — Богами посланный. И правда, злая судьба у парня.

— Он же глаз еще отроком потерял, — вспомнила Велемила. — А у кого хоть глаз, хоть палец на Той Стороне, тот и сам туда раньше срока уйдет.

— Детки остались у него? — жалостливо спросила Милорада.

— Не было у него деток. А сын он у Заберислава был один, еще три девчонки есть. Да они маленькие, недоросточки еще. А новых уж не родит, сам расплылся, ноги пухнут, он почти не ходит. Вызвал родню, созвал вече, так и так, говорит, хочу землю радимичскую передать внуку моему единственному, сыну дочери. Поставили отрока, а он в их породу удался — вылитая мать и вылитый вуй, только помоложе и собой попригляднее. Они, радимичи, Радима-то не сильно любили, говорили, дурной глаз у княжича. Вече пошумело и согласилось. Нарекли Ратене имя Радимер, и живут они все теперь в Гомье. Белотур при сыне воеводой, жена его всем домом и городом заправляет. Бойкая баба. Тяжело ему с ней, но без нее он бы там не управился. Ее-то радимичи слушаются, будто мать родную.

Пока он все это рассказывал, мать и сестры таки стянули с него вотолу и кожух, усадили за стол и выложили все готовое угощение. От бани Велем отказался — отложил до утра. Милорада послала Молчану и Ложечку покормить дружину, жившую здесь же, при хозяйской семье. Бегло пересказав новости, Велем принялся за еду, торопясь хоть немного отдохнуть перед тем, как придут «волки». Этого он никак не мог пропустить и даже отважился ехать сквозь заснеженные леса в самое опасное время года. В былые зимы он сам несколько лет подряд возглавлял «волчьи стаи» и теперь не мог остаться в стороне, когда другой баяльник поведет «волков» на добычу. Еще будучи полон впечатлений о долгом пути и воспоминаний о далеких краях, он торопился скорее влезть в привычную родную шкуру и почувствовать себя на своем привычном месте.

— Ну, пора! — Домагость выглянул в заволоку и потянулся к шубе. — Пойдем старое солнце провожать.

Как ходила Коледа, Коледа!

— громко запевал баяльник, одетый в волчьи шкуры с мордой на голове, и все прочие «волки» дружно за ним подхватывали:

Коледа, Коледа!

Шли мы лесом темным,

Из леса в перелесочек,

Шли озерами синими,

Реками широкими,

Полями чистыми.

Мы ходили, мы искали

Хотонегова двора.

Эй, хозяин, не зевай,

Поскорее подавай!

Блины да лепешки

Давай нам в окошко!

А кто не даст пирога,

Того поднимем на рога!

Окружив дом, целая ватага «волков» выла, прыгала, гремела палками по стенам, размахивала факелами и старалась производить как можно больше шума. Еще в то время, как ладожане собрались на Дивинце и у подножия провожать умирающее солнце, из-за реки доносился протяжный волчий вой множества глоток, повизгивание, порыкивание и просто вопли, от которых мороз продирал по коже. «Волки» вышли из леса и готовились собирать дань! В этом обычае смешалось сразу много всего: и угощение предков, и откуп от нечисти, особенно сильной в эту пору года, и от волков, в голодное зимнее время опасных для людей и скота, и воспоминание о древних князьях, зимой собиравших настоящую дань с подвластных племен. Правда, по рассказам стариков, когда князь Гостивит собирал дань, обряд «волчьей стаи» тоже существовал, а значит, был гораздо древнее. Святобор же говорил, что сам первый князь Словен ходил в полюдье по образцу древних зимних обрядов, а не наоборот. Так или иначе, но волчий вой из-за реки как нельзя лучше дополнял действа велика-дня, посвященного смерти старого солнца и его очередному возрождению. Сегодня мир опускался на самое дно Кологода, на миг растворялся в смерти, чтобы тут же, оттолкнувшись от дна, снова взмыть вверх, к жизни и яркому свету.