Больше никто не произнес ни слова. Алдженон поднялся и повернулся к огромным деревянным дверям зала. Стук церемониального топора Вульфрика, означавший конец собрания, породил эхо в просторном каменном помещении, когда Алдженон уходил прочь от раненских лордов.

На улице колючий ледяной ветер снова подул ему в лицо, и он позволил себе спокойно поразмыслить несколько мгновений, глядя на море, прежде чем вернуться к своим обязанностям.

Дом Слезы представлял собой длинное деревянное сооружение с высокими сводчатыми потолками и с десятком дымоходов, через которые уходил дым от очагов. Древнее оружие – топоры, копья, фальшионы и молоты – было развешано по стенам, и еще зал украшали черепа троллей, Горланских пауков и других, менее известных чудовищ. Ни оружие, ни трофеи не принадлежали Алдженону, но он держал здесь все эти вещи из уважения к прежним лордам Фьорлана, которые сражались на всей этой земле, от одного края Нижнего Каста до другого, чтобы освободить ее для людей Рованоко.

На стенах висели гобелены, изображавшие битвы Гигантов и кракенов Фьорланского моря, пожиравших корабли. Дом использовался для собраний, пиров и ритуальных поединков, здесь Алдженон Слеза вершил суд. Его собственное жилище представляло собой небольшой смежный домик, и сейчас, когда он сидел в кресле своего отца в большом зале, Алдженон мечтал о том, чтобы у него появилось время пойти и провести несколько беззаботных часов с детьми. К несчастью, он бросил свой топор, и дальнейший путь его теперь был высечен на камнях Фьорлана.

Вульфрик стоял справа от него, а раненские лорды подходили по одному для того, чтобы заверить верховного вождя в своей поддержке. Каждый из них с небольшой свитой шел от открытых дверей к креслу Алдженона. Кроме этих людей, в зале никого не было, и лордам на пути к трону вождя приходилось миновать семь длинных пиршественных столов. Вульфрик часто говорил, что предки Алдженона специально построили дом так, чтобы приводить в смущение своих братьев по оружию; идти нужно было долго, и все это время они находились на виду у верховного вождя.

Рулаг Медведь и лорды Джарвика, судя по всему, примирились с необходимостью предстоящего похода и теперь рвались в бой. Боррин Железная Борода, церемониймейстер Алефа, держался сухо, но уважительно и обещал предоставить три драккара и пять сотен воинов.

Лорды Нижнего Каста и Хаммерфолла были отнюдь не склонны отправлять в поход все свои войска, но угрозы и напоминание о долге сделали свое дело, и они отдали вождю еще тридцать кораблей с закаленными в боях экипажами.

– Сколько всего у нас человек? – спросил Алдженон своего церемониймейстера.

– Пятнадцать лордов со своими братьями по оружию, мой вождь. – Он взглянул на кусок пергамента, лежавший перед ним на столе. – У нас имеется сто двенадцать кораблей и немалая жажда крови.

Алдженон бросил на Вульфрика мрачный взгляд:

– Ты считаешь, я совершаю ошибку?

– Да, милорд, ты совершаешь ошибку, – серьезно ответил тот, – но ты и сам понимал это с самого начала. – Вульфрик и вождь знали друг друга с детства, и помощник Алдженона мог высказывать свое мнение свободно. – Я не знаю, чего тебе наговорил Самсон Лжец и что толкнуло тебя на это, но сейчас мы затеваем войну с рыцарями Одного Бога. Ты можешь уверять всех, что это воля Рованоко, можешь даже говорить, что мы собираемся убить бессмертную каресианскую ведьму, но реальность такова: мы отправляемся на войну с этими Красными ублюдками.

Алдженон опустил взгляд:

– Самсон ближе Рованоко, чем любой другой жрец Молота, и его советы… по некоторым вопросам… не имеют цены.

Возможно, он и вовлек лордов в войну, но он сделал это не по собственной прихоти. Он следовал воле своего бога; никогда в жизни он не осмелился бы оспаривать приказ бога. Ему очень хотелось рассказать Вульфрику о своем долге, но ему было запрещено это делать. Единственным раненом, который знал о тайных способностях верховных вождей Фредериксэнда, передающихся по наследству, был старик Самсон. В жилах его текла кровь Гигантов, и он мог считать себя прямым потомком древних Ледяных Гигантов, которые когда-то ходили по этой земле. Он был наполовину сумасшедшим, и большинство местных считали его бесчестным старым лжецом. Однако в день смерти Рагнара Слезы он пришел к Алдженону и рассказал ему о его наследственном долге: о том, что верховный вождь раненов является как бы воплощением Рованоко и обязан принимать участие в Долгой Войне, бесконечном сражении между Гигантами.

– Скажи остальным лордам, пусть придут завтра. – Алдженон потер глаза. – Я устал, уже очень поздно. – Он медленно поднялся. – Ты мой друг, но сейчас я больше нуждаюсь в доверии, чем в дружбе, – обратился он к своему помощнику и церемониймейстеру.

– И моя дружба, и мое доверие навсегда принадлежат тебе, мой господин, – просто сказал Вульфрик, – но друг говорит другу о его ошибках, так что, я думаю, давай еще на какое-то время останемся друзьями. – Он протянул руку Алдженону, и тот горячо пожал ее. Затем Вульфрик вновь заговорил: – Насколько я понимаю, ты хотел бы поговорить с дочерью Алефа?

– Да, я собирался, это тоже может подождать до завтра, – ответил ему Алдженон.

Вульфрик прошел весь длинный путь до выхода и покинул зал, оставив верховного вождя у его кресла в глубокой задумчивости. У Алдженона оставалось еще немало дел, которые нужно было переделать до отплытия к землям ро, и большую часть этих дел следовало скрыть от посторонних глаз.

Поговорить с Халлой Летней Волчицей было необходимо, и вряд ли этот разговор закончится кровопролитием. Дочь Алефа – закаленный воин и обладает твердым характером; она знает, как делаются такие дела, потому что участвовала во многих столкновениях между соперничавшими лордами. Алдженон надеялся, что она отправится на войну вместе с его флотом и не посрамит имени своего отца. Он снова потер глаза, пытаясь отогнать усталость, но был уже не в силах сосредоточиться; поэтому Алдженон Рагнарссон Слеза, верховный вождь раненов и земное воплощение Рованоко, решил отправиться спать. Он прошел от середины длинного зала к высокой деревянной двери, находившейся за его креслом. Дверь была прикрыта, но не заперта, и Алдженон помедлил секунду, прислушиваясь, прежде чем осторожно постучать. Он отступил, когда круглая ручка повернулась и дверь медленно отворилась. Из-за двери выглянул маленький ребенок.

– Надеюсь, твой брат знает о том, что ты еще не спишь и подслушиваешь под дверью? – обратился вождь к дочери.

Ингрид Слезе было девять лет, и с каждой зимой она становилась все более шаловливой и непослушной. У нее были черные волосы отца и темно-синие глаза матери, но улыбка – ее собственная.

– Мм, Алахан спит, и я подумала, что мне следует послушать, что у вас происходит. Чтобы узнать о таких вещах, – сказала она, потупившись.

– О каких вещах? – удивился Алдженон.

– О таких. Потому что когда я стану верховным женщиной-вождем… – гордо начала девочка.

– Я уже говорил тебе, Ингрид, женщина не может стать верховным вождем. У нас может быть только вождь-мужчина, как я уже повторял тебе тысячу раз, но не женщина.