– Нет, – сказал Числов деревянным голосом. – То есть я, конечно… Я сейчас…

Перед тем, как вылезти из «мерседеса», он еще разок успел «блеснуть», обратившись к Дыле:

– Саня, я, как Анну Дмитриевну провожу, тебе на мобильник звякну?

В наступившей секундной паузе капитану показалось, что кто-то еле слышно хрюкнул, но вроде бы не Дылев. Дылев-то как раз очень светски (просто свэтс-ки) отозвался:

– Конечно-конечно… Звони. В любое время.

Из «мерседеса» они с Дылевым вышли одновременно – Сергей пошел огибать машину, чтобы открыть Ане дверь, но Сашка чуть опередил его, приоткрыл багажник и вынул оттуда большой пластиковый пакет, куда было сложено все армейское барахло Числова. Пакет этот Дыля молча, но твердо сунул в руки капитана, шепнув на прощание:

– Соберись, мудила… Ой-е-ешеньки-е-е-…

– Ага, – сказал Числов. – Я быстро, Сань…

Дылев махнул рукой и сел за руль. А Числов помог выйти из машины Анне. С Еленой Андреевной он попрощаться, разумеется, забыл, на что она, когда машина уже отъехала, не преминула обратить внимание Дыли:

– Вот стараешься для людей, вот уже просто на блюдечке все поднесешь – и ни «спасибо» тебе, ни «до свидания».

Дылев улыбнулся, но без развязной игривости:

– Так тяжелое военное детство, Елена Андреевна. Казарменные шутки, железные игрушки…

– Железные, говоришь? – переспросила олигархиня и прямо по ходу движения начала расстегивать на Дыле пиджак уверенными хозяйскими движениями…

А Числов с Анной шли по пустынной улице – очень красивой, хорошо освещенной и словно искрящейся насквозь – потому что шел легкий-легкий снежок… Анна что-то спрашивала, Числов вроде что-то отвечал, и вроде бы даже впопад, потому что она даже улыбалась. Вот только повторить, что он там говорил, Сергей вряд ли бы смог – настолько высоким стал градус его адреналинового напряжения… Наконец они дошли до подъезда – вернее, не до подъезда, а до парадного входа – освещенного и застекленного лучше, чем КПП в благополучной армейской части. Повисла пауза.

– Ну, так я… – промямлил Числов и зачем-то махнул пакетом. Анна вдруг всплеснула руками:

– Сережа! А как же вы Александру-то позвоните? Пойдемте, поднимемся наверх, от меня и звякнете…

Числов даже не заметил, что она назвала его на «вы» – хотя в «Плазе» несколько раз на «ты» вроде бы называла. Не подумал Сергей и о том, что в сумочке у Анны Дмитриевны лежит мобильный телефон, с которого позвонить можно, никуда не поднимаясь… А бывает такое – вроде вещь очевидная, а в голову не приходит. Сразу двум, в общем-то, неглупым людям.

В огромном, чистом и очень светлом подъезде-холле Анну поприветствовал уставным вставанием охранник в сером камуфляже, расположившийся в стеклянной будке:

– Доброй ночи, Анна Дмитриевна.

Анна отреагировала на приветствие лишь легким кивком.

…В лифте они друг на друга не смотрели – слишком наросло внутреннее напряжение у обоих…

…Когда вошли в квартиру – Числов сразу понял, что она не просто очень большая, а огромная. Наверное, когда-то это были несколько квартир, которые объединили в одну… И везде, начиная с прихожей, висели картины – в таких же золоченых рамах, которые Сергей видел во время короткой пробежки по Русскому музею… Может быть, эти рамы и были как раз оттуда, помнится, Анна что-то, смеясь, рассказывала о невероятных запасах старых рам в подвалах Русского музея.

Анна перехватила взгляд Числова и улыбнулась:

– Здесь много чего интересного. Картины, кстати, в основном еще от дедушки, а не от… Муж, он… Он не очень интересовался живописью: Пойдем, я настоящего Айвазовского покажу… Хочешь?

– Хочу, – выдавил через пересохшее горло Сергей и добавил зачем-то через паузу: – Айвазовского.

Анна повела его через какие-то темные комнаты и коридоры – свет не включала, но абсолютной темноты не было, везде темноту превращали в красивый полумрак искусно закамуфлированные источники легкой подсветки.

– Вот, – сказала наконец Анна. – Это Айвазовский. Самый что ни на есть настоящий.

На картине было нарисовано море. Числов смотрел на масляные волны и переминался с ноги на ногу. Потом он ощутил руку Анны на своей спине, но все еще боялся ошибиться.

– Да ну же! – чуть ли не выкрикнула она уже почти со злостью и развернула Числова к себе лицом. И они начали целоваться – жадно, нежно, грубо и по-всякому… Про Айвазовского, конечно, забыли – ну да, наверное, он, если и узнал про это на «том свете», не обиделся…

Они накинулись друг на друга так, как могут накинуться два молодых, здоровых человека, очень понравившиеся друг другу физически и очень сильно изголодавшиеся по противоположному полу. Есть такая известная поговорочка: «Голод – лучший повар». М-да. А плюс к этому всему в их встрече были авантюрность, интрига, азарт и томление, с учетом всех этих ингредиентов «винегрет» получался довольно-таки крутого замесу. Легкая эротика стала быстро перерастать в не такую уж легкую еще под всё тем же многострадальным Айвазовским… Потом они свалились на какую-то кушетку, а с нее на ковер… Потом черт знает что пошло на каком-то старинном столике, там у Числова случилось даже некое помрачение (или раздвоение) сознания: ему, в частности, по сенсорным ощущениям казалось, что он входит в Аню сверху и – как бы это сказать поприличнее – традиционно, что ли, но, повернув голову в сторону старинного зеркала, с удивлением увидел захватывающую картину орального соития… Как-то они все же добрели до спальни – там безумие продолжалось… И черт его знает, сколько прошло времени, когда голый Числов пополз искать ванную – естественно, он заблудился, и голая Аня, смеясь, пришла ему на помощь. Она взяла его за руку и потащила в другую сторону:

– Пойдем лучше в розовую ванную, она ближе.

– Да? – не особо уже удивился капитан. – А еще какие есть?

– А еще есть перламутровая. И ванная для гостей.

– Понятно…

Розовая ванная показалась Числову похожей почему-то на рубку космического корабля. Анна, смеясь, включала разные подсветки, какие-то струи воды, бьющие из стен и пола… Потом они забрались в огромный бассейн-джакузи, чуть было не утонули там – но все, конечно, обошлось…

Забылись они уже утром – тесно и крепко прижавшись друг к другу, будто боялись потеряться во сне. Числову ничего не снилось. Он провалился в очень хороший глубокий сон – словно упал в обморок. Засыпая, он, наверное, испытывал эмоцию, близкую к счастью, сам-то он об этом подумать не успел, на мысль не хватило ни сил, ни времени.

…Многие умные люди повторяли одну простую истину: счастье – это мгновенное состояние человеческой души. Долгим оно не бывает, и остановить прекрасное мгновение не под силу обычному человеку, а Мефистофель является не ко всем, и слава богу.

Капитан засыпал счастливым, обнимая женщину, которой у него никогда в жизни не было и о которой он, может быть, мечтал в своих еще юношеских грезах, а проснулся словно от толчка, ощутив тревогу… И снова, как накануне в Гранд-отеле, – снова вместо стен сонной квартиры пригрезился ему чеченский пейзаж – въезд в Рошни-Юрт…