На сей раз его осудили сроком на пять лет с формулировкой «за контрреволюционную деятельность». Через четыре месяца, 27 декабря 1938 года Мандельштам скончался в больнице для заключенных.

Как мы видим, лично сам И.В. Сталин к этому второму аресту абсолютно непричастен, хотя Осипа Мандельштама причисляют к главным «жертвам сталинизма». Более того. Все послабления опальному поэту Мандельштаму делались по прямому указанию И.В. Сталина…

В этом ряду стоит и знаменитый телефонный звонок вождя Борису Пастернаку. Писатель не оставил записи того разговора, хотя часто о нем рассказывал. По воспоминаниям Зинаиды Пастернак, муж не испытывал во время разговора никакой растерянности: «Боря разговаривал со Сталиным просто, без оглядок, без политики, очень непосредственно».

Существует несколько версий этого телефонного разговора, но ближе к истине версия друга О. Мандельштама и Б. Пастернака Анны Ахматовой: «Сталин сообщил, что отдано распоряжение, что с Мандельштамом все будет в порядке. Он спросил Пастернака, почему тот не хлопотал. «Если б мой друг попал в беду, я бы лез на стену, чтобы его спасти». Пастернак ответил, что если бы он не хлопотал, то Сталин бы не узнал об этом деле. «Почему вы не обратились ко мне или в писательские организации?» – «Писательские организации не занимаются этим с 1927 года». – «Но ведь он ваш друг?» Пастернак замялся, и Сталин после недолгой паузы продолжил вопрос: «Но ведь он же мастер, мастер?» Пастернак ответил: «Это не имеет значения…». Пастернак думал, что Сталин его проверяет, знает ли он про стихи, и этим он объяснил свои шаткие ответы. «Почему мы все говорим о Мандельштаме и Мандельштаме, я так давно хотел с вами поговорить». – «О чем?» – «О жизни и смерти». Сталин повесил трубку».

Вождь слишком ценил время, чтобы тратить его впустую на досужие разговоры на общие темы…Пастернак этого не понял. Поэтому он перезвонил в секретариат И.В. Сталина. Но с вождем писателя вторично не соединили. Жена Пастернака утверждает, что ее муж поинтересовался, может ли он рассказывать об этом звонке. В секретариате ответили утвердительно.

То, что И.В. Сталин дал отбой Пастернаку, вовсе не означало, что он изменил свое мнение о писателе. Оно как было, так и осталось доброжелательным. Вот свидетельство Зинаиды Пастернак: «После сталинского звонка через несколько часов вся Москва знала о разговоре Пастернака со Сталиным. В Союзе писателей все перевернулось. До этого, когда мы приходили в ресторан обедать, перед нами никто не раскрывал дверей, никто не подавал пальто – одевались сами. Когда же мы появились там после разговора, швейцар распахнул перед нами двери и побежал нас раздевать. В ресторане стали нас особенно внимательно обслуживать, рассыпались в любезностях, вплоть до того, что когда Боря приглашал к столу нуждавшихся писателей, то за их обед расплачивался Союз писателей. Эта перемена по отношению к нам в Союзе после звонка Сталина нас поразила».

Другой яркий факт. Летом 1935 года в Париже проходил Международный конгресс писателей в защиту культуры. В представительную советскую делегацию первоначально Б. Пастернак включен не был. Но затем, по указанию И.В. Сталина, А. Поскребышев пригласил Бориса Пастернака на беседу и предложил не только принять участие в этом крупном антифашистском мероприятии, но и выступить в Париже, что тот весьма блестяще и сделал…

Обращалась за помощью к вождю и получала ее и Анна Ахматова. Осенью 1935 года у Анны Ахматовой арестовали сразу мужа и сына. Она тотчас же выехала в Москву, чтобы похлопотать за них. Ахматовой помогли Булгаков, Пильняк, Сейфуллина и Пастернак. Она написала письмо И.В. Сталину, очень короткое, которое заканчивалось словами: «Помогите, Иосиф Виссарионович!» В письме Ахматова ручалась, что ее муж и сын не заговорщики и не государственные преступники.

Борис Пастернак также написал И.В. Сталину, что знает Анну Ахматову давно и наблюдает ее жизнь, полную достоинства. Она никогда не жалуется, живет скромно, ничего никогда для себя не просит. Письмо Б. Пастернака заканчивалось словами: «Ее состояние ужасно»…

Все эти хлопоты увенчались успехом!..

Между тем, отношение Анны Ахматовой к Сталину было неоднозначным. Тонкая лирическая душа поэтессы не все принимала в жизни, казавшейся ей грубой и жестокой. Но она не могла забыть заботы вождя о ней в 1935 году в трудный час, и личной воле Сталина приписывала она и чудесное спасение ее из осажденного Ленинграда, где непременно погибла бы. В журнале «Огонек» (1950, № 14) публикуются ее стихотворения «И Вождь орлиными очами» и «21 декабря 1949 года». Вот второе:

* * *

Михаил Александрович Шолохов.

Когда заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП (б) А. Стецкий обратился к И.В. Сталину с просьбой повлиять на М.А.Шолохова с тем, чтобы писатель изменил акценты в образе героя романа «Тихий Дон» Григория Мелехова, сделал бы его председателем колхоза и привел его в стан большевиков, вождь ответил: «Нельзя вмешиваться в творческий процесс художника, нельзя ему диктовать что-либо. Художественному произведению нельзя выносить приговор. О нем можно только спорить».

В письме ответработнику Феликсу Кону, который занимался вопросами печати и искусства в Наркомпросе, Сталин в 1929 году, в частности, писал: «Знаменитый писатель нашего времени Шолохов допустил в своем «Тихом Доне» ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений… но разве из этого следует, что «Тихий Дон» – никуда не годная вещь, заслуживающая изъятия из продажи?».

А именно этого требовали рапповцы (руководство так называемой Российской ассоциации пролетарских писателей, возникшей в 1925 году и распущенной в 1932, поскольку она стала тормозом развития советской литературы. – Л.Б. ), которые нередко бывали «правовернее самого римского папы», являлись фанатиками диалектико-материалистического метода в художественном творчестве, насаждали групповщину, строчили доносы, проводили вредительское деление писателей на «союзников и врагов», организовывали травлю талантливых писателей, на словах защищая, а на деле часто опошляя марксизм-ленинизм, в результате чего частенько бывало и так, что Политбюро и лично товарищу Сталину приходилось защищать одних творческих работников от других. Организация РАПП претендовала на безраздельный идеологический и политический контроль над всей советской литературой.