– Очень приятно, – сказала Мэдди, пытаясь не рассматривать свою новую знакомую. Эта женщина владела сердцем Куина, и она не была уверена, что сможет полюбить ее.

– Куин все рассказал мне о вас! – воскликнула Элоиза. – Надеюсь, мы подружимся.

Мэдди выжала из себя улыбку.

– Я тоже на это надеюсь.

Леди Стоуксли взяла Куина под руку.

– Могу я на минуту похитить лорда Уэрфилда?

– Разумеется.

Они отошли, и Мэдди тут же обнаружила, что осталась одна. Совершенно одна. Она повернулась, чтобы найти герцогиню, но ее светлости нигде не было видно. Она также потеряла из виду Куина и леди Стоуксли.

– Мисс Уиллитс?

Мэдди вздрогнула и обернулась. Плотный джентльмен, смотревший на нее, казался знакомым, как и половина лондонской знати, но она не могла вспомнить, где именно с ним встречалась.

– Так это вы, Мэдди, не так ли?

Он подошел ближе, взял ее за руку и поднес к губам.

– Мы встречались? – холодно спросила она, пытаясь освободить руку, пока он продолжал целовать костяшки ее пальцев.

– Думаю, у нас есть общие друзья. Я Эдвард Ламли.

– Боюсь, я не…

– Бог ты мой, время, проведенное вдали от Лондона, пошло вам на пользу, – с восхищением заметил он, оглядывая ее платье и особенно низкий вырез.

– Благодарю. Извините…

– Бьюсь на пари, что вы настоящая профессионалка, – продолжил он, подходя еще ближе. – Сколько будет стоить увести вас от Уэрфилда? – Он засмеялся, скользя пальцами вверх по ее руке. – Знаете, я недавно посетил острова Пряностей и открыл для себя много поучительного.

Мэдди смотрела на него, с трудом понимал, о чем он говорит, не веря, что он отваживается сказать ей это в лицо.

– Уверена, – холодно сказала она, прищурив глаза, когда его взгляд вновь упал на ее грудь, – вы заблуждаетесь насчет меня.

– Так вы не принадлежите наследнику герцога?

Собрав все свои силы, Мэдди ударила его кулаком в челюсть.

Куин увидел, как Эдвард Ламли растянулся на полированном полу.

– Боже! – воскликнула Элоиза.

Ламли с трудом поднялся на ноги. С покрасневшим лицом он направился к девушке, которая, сжав кулаки, гневно смотрела на него.

Быстрее молнии Куин достиг Ламли, схватил его за руку и развернул к себе лицом.

– Мои глубочайшие извинения, Ламли, – сказал он, свободной рукой отряхивая фрак идиота. – Не заметил, что вы стояли здесь. Пренеприятная штука получить локтем в глаз.

Ламли взглянул на него, и его покрасневшее лицо стало багровым. Он указал пальцем в сторону Мэдди.

– Она…

– Да, она очаровательна, но, думаю, вам лучше немного оправиться, прежде чем я представлю вас компании моей матери, Ламли.

Железной хватки, которой Куин держал его руку, и зловещего блеска в глазах, очевидно, было достаточно, чтобы убедить Ламли потихоньку улизнуть. Бросив прощальную презрительную усмешку в сторону Мэдди, он забрал с собой раненую гордость и удалился.

Куин пожал плечами, глядя ему вслед. Он молча сосчитал до пяти, затем обернулся к Мэдди, которая, бледная как мел, смотрела на него расширившимися глазами.

– Я полагал, что ее светлость присматривает за вами, мисс Уиллитс. – Он улыбнулся, с усилием разжал ее согнутые пальцы и накрыл их своей рукой.

– Спасибо, лорд Уэрфилд, – храбро поблагодарила девушка, улыбаясь, несмотря на боль и гнев, все еще отражавшиеся в ее глазах.

Они подошли к краю толпы, причем Мэдди крепко держала его за руку. Когда они наконец дошли до верхних ступенек лестницы, Куин остановился и изобразил, что стряхивает пыль с рукава фрака.

– Что, в конце концов, случилось? – пробормотал он, сбоку глядя на нее.

– Тот тип – Эдвард Ламли – хотел, чтобы я стала его любовницей!

– Успокойтесь, – сказал Куин, оглядываясь на шумную толпу.

– Успокоиться? – повторила Мэдди. – Он сказал, что вы – слишком пресный, а он многому научился на островах Пряностей!

– Я слишком пресный? – Куин прищурился, ощущая все большую неприязнь к Ламли. – Мэдди, что бы он ни сказал, вы не можете бить людей направо и налево, когда они оскорбляют вас. Это неприлично.

– Неприлично? – негодующе ответила она, и румянец вновь окрасил ее щеки. – Это была ваша вина, Уэрфилд.

– И почему же, скажите на милость?

– Никто не забыл о том, что случилось! – отрезала она. – Они все думают, что я – шлюха. Что я должна… делать, когда кто-то говорит это мне? – Ее отвага растаяла как снег, а глаза наполнились слезами.

– Отчитайте такого, – произнес Куин уже спокойнее, страстно желая стереть слезы с ее глаз. – Но не валите их на пол.

– Вам легко говорить. Никто не осмелится произнести что-то подобное в вашем присутствии. Не вам приходится иметь с этим дело.

Куин вздохнул. Она была права, и он был слишком самонадеян, считая, что его имя обеспечит ей защиту.

– Это не оправдание.

– Меня это не заботит, я хочу уйти.

– Мы не можем уехать после этого маленького представления, устроенного вами. Мы должны остаться и вести себя так, словно ничего не произошло. Пойдемте и найдем мою мать.

Она упрямо остановилась, и он напрягся, приготовившись к очередному представлению.

– А как насчет моей чести?

– Что вы имеете в виду?

– Тот человек оскорбил меня, а все, о чем вы заботитесь, – это чтобы никто ничего не заметил. Вы именно то, чем я вас считала.

Куин не знал доподлинно, кем она его считала, но ему не понравился подтекст. Особенно потому, что она, возможно, была права.

– Это моя вина, – пробормотал он. – Мне не следовало оставлять вас одну. Я больше не покину вас, Мэдди. Обещаю.

Если бы не облегчение, которое он испытал от того, как гладко прошла ее первая встреча с Элоизой, он бы понял, сколь глупо было оставлять ее одну. Куин коснулся ее подбородка, подняв лицо вверх, затем торопливо опустил руку, когда мимо прошла леди Грэнвиль.

– Извините, – повторил он.

Она выдержала его взгляд, затем кивнула.

– Все в порядке?

Мэдди снова кивнула, затем торопливо взяла его под руку. Он повел ее обратно в ложу.

– О Боже, молчаливая Мэдди Уиллитс, – тихо поддразнил он ее. Наконец-то Куин сделал правильное замечание, но он даже не догадывался об этом.

Герцогиня уже сидела на своем месте, нетерпеливо дожидаясь их, но, когда он отрицательно покачал головой, она воздержалась от расспросов. Куин сел сзади и принялся изучать профиль Мэдди. Очевидно, она все еще не готова к тому, чтобы вращаться в светском обществе, если была так обижена напоминанием о ее прошлом. Она слишком впечатлительна и эмоциональна, и убедить ее не обращать внимания на оскорбления было практически невозможно.