Эрл стоял как вкопанный, потерянный, не веря свободе, тому, что увидел свою любовь, так спокойно, даже холодно покинувшую его. Он беспомощно оглядывался, пока не заметил бывшего хозяина, заговорщически смотревшего на соплеменника-надсмотрщика. Оба недобро зыркнули в сторону освобождённого раба.

Эрл всё понял, стряхнул оцепенение и почувствовал себя не только прежним, но и с новой силой ощутил не покидавшее желание убить обоих. За всё пережитое, за унижение, за боль, за невозможность ответить сразу и достойно.

Он пошёл, лавируя в толпе, не замечая людей, шарахающихся прочь из-за идущего от него стойкого запаха давно немытого тела.

Работорговцы последовали за ним.

Эрл недобро улыбнулся, сворачивая в узкую улочку, а с неё в темное ответвление, остро пахнущее мочой. Там он остановился, ожидая преследователей. Когда те появились, Эрл действовал стремительно и жестоко. Свернул надсмотрщику шею, толкнул безвольное тело на тускло блеснувший кривой кинжал, скользнул за спину второму сопернику, схватил сгибом левой руки за горло, ладонью правой нанося удар в поясницу. Работорговец выгнулся в спине и отпустил рукоять кинжала торчащего в надсмотрщике. А Эрл с силой углубил большой палец правой руки ему в глазницу, выдавливая чвякнувший глаз… Жертва ещё хрипела и дёргала ногами, судорожно пытаясь руками ослабить смертельный захват, но всё уже было кончено…

Юноша быстро раздел агонизирующего врага, натянул чужой наряд, бросил плеть, оставил только кинжал, сунув за пояс, где уже оказался кожаный увесистый мешочек.

Вскоре по улице к морю шёл человек, внешностью из далёких северных земель, тогда как одежды говорили об обратном.

Выбрав на берегу безлюдное место, человек придавил кожаным мешочком и кинжалом рулончик бумаги, скинул одежду и жёлтые с загнутыми носками туфли. Потом погрузился в море, зайдя по пояс, вороша слипшиеся волосы, растирая татуированное, в красных рубцах от плети тело.

Время шло. Наступила зима. В этих благодатных краях она совсем не походила на зиму в Колмадоре — холодную, с обильным снегом, ветреную, когда в каминной трубе слышны завывания, а огонь весело полыхает, согревая тело, укрытое мехами. В такую погоду хорошо вечерами сидеть у огня и слушать о подвигах героев во славу прекрасных избранниц.

Здесь снега не было вовсе. Небо стало пасмурнее, участились дожди, что летом случалось довольно редко. Порывы ветра взволновали морскую гладь, отчего она потемнела и перестала быть приветливой, как прежде.

Конные прогулки Эмнильды и Ойси уже не были столь частыми. Бóльшую часть времени девушки проводили в замке, развлекаясь незатейливыми играми, а чаще читая книги, коих оказалось предостаточно.

Ойси уже неплохо освоила нермутанский язык и, благодаря Эмнильде, научилась читать непонятные ей вначале знаки. С удивлением девушка поняла, что в этих краях у людей те же чаяния, беды, радости и вопросы, ответы на которые они в своём понимании излагают с помощью пера и чернил.

У бесчестного старого Лаукты хранились совсем другие книги, где он вёл какие-то записи своих долгов, постоянно пролистывая с мрачным лицом. Несмотря на то, что Лаукта считал себя убеждённым последователем Откровений Предтечей, в его доме не было ни одной священной книги «Предание», пурáны[6]которой повествовали о богах. Здесь же девушка нашла таких книг несколько, одна из них была очень, очень древняя, возможно даже со времён богов, и имела огромную ценность.

Девушка не предполагала, что князь, казавшийся ей суровым молчаливым воином, начитанный человек. Также ей нравилось, что и князь, и княгиня, и Эмнильда следуют Откровениям.

Однако, вместе с «Преданием» в библиотеке имелись Авесты — священные каноны Учения Трёх Великих Первопредков, которую ещё называют «Свитки».

Увидев их в первый раз, Ойси испытала массу эмоций: и гнев, и удивление, и испуг, и растерянность. Она никак не могла понять, как можно держать в одной библиотеке книги разных религий, чьи адепты готовы в любое время убивать друг друга без счёта.

Когда же девушка узнала, что эти книги ещё и читают, а старый князь был последователем канонов, то не поверила своим ушам.

Эмнильда преспокойно брала их и уверенно могла открыть нужную ей страницу. Когда она предложила Ойси сравнить написанное в «Преданиях» и «Свитках», девушка шарахнулась от подруги, что вызвало у той весёлый смех. Она открыла обе книги и начала поочерёдно вычитывать на выбор отрывки, предлагая Ойси увидеть один смысл, написанный разными словами. Но девушка не хотела даже слушать: такое отторжение у неё вызывала чужая религия. И всё же пытливый ум и любопытство начали брать верх над предубеждениями. Она стала прислушиваться к Эмнильде и даже заглядывать в чуждые ей тексты, постепенно осознавая, насколько люди слепы и глухи. Они бездумно следуют за своими поводырями — служителями культов, предпочитая отдаться на их волю, трактующих тексты в угоду своих сиюминутных интересов, напускающих на себя набожность и святость. Люди не дают себе труда самостоятельно постичь данные богами знания. Крича о приверженности богам, а значит и собственной святости, они готовы враждовать, убивать, жечь, насиловать, сажать на колья, четвертовать… А потом преспокойно идти в храмы и возносить молитвы.

С князем девушка уже не чувствовала скованности, поскольку Велеурд был учтив, сдержан и благороден, каким и пристало быть настоящему вельможе. Он по-прежнему уделял немало времени борьбе с пиратством, в чём преуспел: теперь уже не так часто можно было услышать о том, что морские разбойники осмелились обидеть кого-либо во владениях князя.

Однажды Ойси предложила Эмнильде совершить верховую прогулку, но та посетовала на недомогание и отказалась. Ойси поехала одна с обычным сопровождением. Девушка не спеша ехала уже привычным маршрутом. Её спокойная лошадь, не раз проходившая этот путь, меланхолично двигалась знакомой дорогой, как вдруг у самых её ног из кустов выпрыгнул заяц, а за ним лиса. Лошадь всхрапнув, встала на дыбы и вдруг понесла через заросли, не разбирая дороги. Девушка едва удерживалась в седле, потеряв самообладание. Всадники устремились следом, однако испуганная лошадь унеслась в чащу, и воины быстро потеряли её из виду. Развернувшись в цепь, они торопились, опасаясь за девушку. Ойси едва не теряла сознание от испуга, тряски и бешеной скачки неуправляемого животного. Будто в тумане она осознала, как с ней рядом оказался ещё кто-то, схватив её сильной рукой за талию, снимая с обезумевшей лошади.

Ойси вцепилась в спасителя, а тот остановил своего жеребца и бережно удерживал девушку. Немного придя в себя, находясь в объятиях незнакомца, она вновь испугалась, отстранилась, глядя ему в лицо, и узнала Эрла.

— Эрл?! — воскликнула она изумлённо.