– Грэм! – послышался первый оклик, и он почувствовал, как напряглась стоявшая рядом с ним Элли. – Грэм, улыбочку, пожалуйста! Как насчет поцелуя на камеру?

Их было всего трое, а казалось, что неизмеримо больше, казалось, они окружали со всех сторон.

– Как тебя зовут, цыпочка? – спросил Элли один из них, бритоголовый верзила, который ошивался в городе с тех пор, как съемочная группа только приехала. Он сделал шаг вперед, преграждая им выход на дорогу. Грэм с Элли пока еще не вышли из рощицы, но другого пути в город не было. – Всего один снимок, пожалуйста!

На этот раз Грэм отреагировал быстрее. Он обернулся к Элли, сдернул полотенце, которое она несла на плече, и взмахнул им перед ней. Когда она поняла, что он задумал, она схватила у него полотенце и спрятала лицо за махровым полотнищем в морских коньках. Он обнял ее за плечи и, несмотря на сопротивление, потянул вперед, спотыкаясь о корни и камни.

Теперь щелкали затворами уже все три фотографа. Они находились на тихом участке дороги, вокруг больше не было ни души, и ситуация стала казаться угрожающей. Видя, что Грэм вышел на дорогу, репортеры попятились, и он, прижимая к себе Элли, торопливо повел ее в противоположном направлении, ни слова не говоря.

– Ну же, Грэм, – не сдавался бритоголовый, труся рядом с ними, потом притормозил.

Камера подпрыгнула у него на груди. Двое других взяли их в клещи, двигаясь вдоль обочины, и Грэм метнул в того, что был слева от не го, сердитый взгляд.

– Всего один снимок, – произнес тот. – Один хороший снимок, и мы оставим вас в покое.

– Проваливайте, – процедил Грэм сквозь зубы.

Фотограф опустил камеру, и Грэм наивно решил, что этим все и кончится. Но тот подскочил к Элли и попытался выдернуть у нее из рук полотенце. Она вскрикнула от неожиданности, и в тот же миг в лицо ей полыхнула вспышка. Не думая, Грэм бросился на репортера и выбил у него из рук камеру. Она грохнулась об асфальт, задребезжал металл, и фотограф, чертыхаясь себе под нос, принялся собирать с мостовой свое добро.

Остальные на миг замешкались. Полотенце выпало у Элли из рук, и, увидев такую возможность, один из папарацци – тот самый бритоголовый – заступил им дорогу. Но прежде чем он успел хотя бы вскинуть камеру, Грэм вплотную приблизился к нему.

– Убери камеру, – произнес он негромко и отчетливо.

Верзила заколебался, правда всего на миг, косясь на третьего репортера, который нерешительно поднял камеру и нацелил ее на Элли, которая в этот момент наклонилась за полотенцем.

Миновало мгновение, за ним другое; все стояли неподвижно, вскинув камеры, точно оружие, на изготовку. Потом Элли снова распрямилась, и в темноте вновь сверкнула вспышка, такая яркая, что все заморгали, – и как будто два этих события были взаимосвязаны, как будто одно повлекло за собой другое, рука Грэма сложилась в кулак, он замахнулся и врезал бритоголовому в глаз.

* * *

От: [email protected]

Отправлено: среда, 3 июля 2013 22:24

Кому: [email protected]

Тема: (без темы)

Ты был прав. Надо было остаться на пляже навсегда.

Свет и тот едва ли мог перемещаться быстрее. Льющаяся вода. Скорый поезд. Ничто из этого, как казалось Элли, не могло бы опередить зернистую фотографию и сопровождающий ее текст, которые разлетелись по бесчисленным интернет-сайтам в тот же вечер.

Наутро, сидя на кровати с ноутбуком на коленях, она беспомощно смотрела на экран с раскрытой на нем статьей. Впрочем, мысли ее сейчас занимала вовсе не изложенная журналистами версия этой истории, которая весьма отдаленно напоминала то, что произошло на самом деле. Перед глазами у нее снова и снова вставала сама эта картина: как отлетел назад репортер, получивший удар, мотнувшись из стороны в сторону, точно марионетка.

Его голова ударилась о землю со звуком, который прозвучал слишком глухо, чтобы он мог исходить от живого существа, и Элли застыла, потрясенно глядя на него, на несколько секунд парализованная ужасом, пока репортер не заморгал и не зашевелился. Грэм, пришедший в себя первым, виновато покачал головой и протянул руку, чтобы помочь ему подняться. Но в лицо ему вновь сверкнула вспышка, и он обернулся к одному из двух других фотографов с угрожающим видом.

– Ах ты, сволочь! – выдохнул бритоголовый.

Протянутую руку Грэма он проигнорировал, пытаясь подняться на ноги без посторонней помощи. Глаз у него уже превратился в щелку и продолжал стремительно заплывать, наливаясь краснотой, которая грозила в самое ближайшее время превратиться в полновесный багровый фингал. По морщившись, он приложил к глазу два пальца, потом ощупал череп с той стороны, которой приложился об асфальт. Когда его взгляд сфокусировался на Грэме, в нем проскользнуло нечто настолько неожиданное – какое-то самодовольство или, скорее, злорадство, – что Элли даже попятилась.

– Ну все, готовься, – бросил он Грэму. – Теперь ты со мной до конца жизни не расплатишься.

Но Грэм уже схватил Элли за локоть, развернул в другую сторону и потащил прочь от этой троицы. Она поспешила за ним под аккомпанемент стрекота камер. Однако, к ее облегчению, шагов за спиной не послышалось, а вскоре угасли и вспышки.

– У тебя все в порядке? – спросил он ее, когда они очутились на безопасном расстоянии.

Элли кивнула, хотя запястье у нее до сих пор саднило от резкого рывка, которым фотограф пытался выдернуть у нее из рук полотенце, и она поняла, что само полотенце осталось валяться на дороге. Почему-то, несмотря на все, что только что с ними произошло, именно при мысли о том, что ее полотенце с морскими коньками, которое было у нее с детства, сейчас валяется на асфальте посреди пустой дороги, у нее сжалось горло.

За это время уже почти стемнело, и они быстро зашагали по дороге, низко опустив голову и сгорбившись, подгоняемые смесью страха и гнева. Зубы у Элли стучали, хотя было вовсе не холодно. В голове крутились вопросы, большие и маленькие, но она запретила себе задавать их вслух. Эта троица, обложившая их, точно стая гиен, этот наглый стрекот их камер… никогда в жизни еще она не чувствовала себя такой уязвимой. Даже сейчас она не могла избавиться от чувства, что их преследуют, и постоянно озиралась по сторонам, чтобы убедиться, что там никого нет.

Когда они уже почти дошли до ее дома, Грэм замедлил шаг и обернулся к ней. Их глаза на краткий миг встретились в темноте, и она увидела в его взгляде бесконечную тревогу. Он открыл рот, как будто хотел что-то сказать, потом снова закрыл его. В глазах у него промелькнула боль.

Элли уже рисовала в уме картины того, что неминуемо должен был принести с собой завтрашний день, понимая, что он сейчас наверняка занят тем же самым: позвонить пресс-агентам и адвокатам, приготовиться к разговору с менеджером, обдумать негативные последствия для репутации. Мало что так интересовало мир, как сорвавшаяся с катушек знаменитость, мало что так возбуждало, как публичная потеря самообладания. И кому какое дело, что репортеры преследовали их и вели себя чересчур агрессивно. Все, что будет их волновать, – это что Грэм ударил одного из них.